Уже не раз в СМИ прозвучала верная мысль о том, что нынешние события на Украине являются обнажённым проявлением геополитического противостояния западного мира (во главе с Америкой) и России-Евразии. Однако при этом, на мой взгляд, отсутствует чёткое понимание сущности этого противостояния. Чаще всего говорят об экономической составляющей антагонизма (борьба за энергоресурсы, за рынок сбыта  и т. д.), реже — о духовной составляющей (борьба ценностей, идей). В первом случае очевидно, что экономические противоречия не являются главными, они — производные от чего-то более фундаментального и важного; во втором случае, когда речь заходит о действительно фундаментальном и важном (об идеологии), дело обычно ограничивается общими словами и рассуждениями о традиционных ценностях, Русском мире и т. д.

Чтобы понять истинный смысл украинских событий, попытаемся посмотреть на них с историософской точки зрения, то есть с такого расстояния, с которого второстепенное и сиюминутное не заслоняет главного и вечного.

Геополитический рок

Стоит сразу оговориться, что внутренний источник геополитического противостояния Запада и Евразии едва ли поддаётся рациональному объяснению. На подсознательном уровне противоположная сторона конфликта ощущается как нечто другое, чужое, в корне отличающееся от своего, родного. В каком-то смысле данное противоборство, являющееся последние два-три века главным движителем мировой истории, имеет роковой характер; оно ничем и никем неотменимо, как неотменимо движение звезд или континентов.

С точки зрения прогрессивного либерализма для такого антагонизма нет никаких причин, так как  все люди в равной степени наделены одними и теми же правами/свободами/потребностями и должны ощущать себя гражданами единого глобального общества (такое ощущение является идеалом для апологетов однополярного космополитического мироустройства). Но, повторяю, внутренняя причина противостояния иррациональна и мы можем только попытаться понять его «человеческий» смысл и содержание.

Противостояние, которое политически оформилось в 395 году (разделение Римской империи на Западную и Восточную), а идеологически — в 1054 году (раскол христианской церкви на католическую и православную), имело в каждую эпоху своё содержание. В XX веке оно заключалось в противостоянии двух политико-экономических систем: капитализма и социализма. Центры этих систем находились уже не в Риме и Константинополе, а в Вашингтоне (после Второй мировой войны политическая воля западного мира окончательно «переселилась» из Европы в Северную Америку) и в Москве.

От труда к потреблению

Ныне господствует представление о том, что социализм с падением СССР вчистую «проиграл» капитализму. При этом обычно  подразумевается, что оба политических строя до 1991 года по главным вопросам были противоположны друг другу. Однако, как показывает история сосуществования двух систем, между ними происходило мощное взаимовлияние и взаимопроникновение, так что к концу XX века серьёзных различий между ними не было. Именно поэтому деление мира на капстраны и соцстраны давно потеряло свою актуальность и остроту.

Общеизвестно, что ведущие капстраны взяли на вооружение такие достижения социалистической системы, как социальная защита и плановая экономика. Но менее известно, что и соцстраны многое взяли из капиталистического опыта, прежде всего потребительский идеал. Получивший популярность в 1960-е годы коммунистический лозунг «От каждого – по способностям,  каждому – по потребностям», (заменивший устаревший социалистический лозунг «От каждого по его способностям, каждому — по его труду»), отражал произошедшее в сознании советских людей смещение ценностного акцента от труда к потреблению.

И главный вектор мирового развития в XX веке можно описать так: на планете шло установление потребительской техноцивилизации, основанной на замене естественной среды обитания искусственной. В авангарде этого движения шли капстраны, в середине — соцстраны, в арьергарде — так называемые страны третьего мира.

Как видим, сказать определённо, кто победил — социализм или капитализм — затруднительно. Пожалуй, правильно будет предположить, что победила древнейшая мечта человечества о наступлении земного царства справедливости, равенства и благоденствия, где нет унизительной (с точки зрения человека Нового времени) зависимости от изнурительного труда и природных стихий. В данном контексте капитализм и социализм можно рассматривать как разные варианты воплощения мечты о золотом веке: капитализм прежде всего подразумевает материальное воплощение данной мечты, социализм — духовное.

Земной рай

Эта мечта имеет, несомненно, религиозную составляющую. Достаточно вспомнить библейское предание об изгнании Адама и Евы из Эдема (рая), куда первоначально Бог поселил человека, где не было смерти и где не надо было трудиться «в поте лица своего». И если бессмертие современные биотехнологии нам обещают в отдалённом будущем, то лёгкий праздный труд мы имеем уже сегодня. С христианской точки зрения такое современное «техногенное» возвращение человечества в рай невозможно, так как человеческая история, двигаясь от сотворения Адама до Страшного суда, имеет необратимый характер. В то же время нынешний земной рай, куда пропуском служит банковская карточка, не имеет ничего общего с небесным раем, для обретения которого необходимы вера в Бога и напряжённый духовный труд.

Мотором глобального потребительского общества являются транснациональные корпорации (ТНК), которые в свою очередь приводятся в движение при помощи транснациональных банков и международных финансовых центров.  Сегодня очень много пишут о всесилии финансового капитала, но при этом мало обращают внимания на истинную причину этого всесилия. Необходимо со всей ясностью осознать, что нынешняя беспрецедентная власть денег или, если ещё раз воспользоваться библейскими образами, золотого тельца над миром основана на абсолютной зависимости современного человека от денежных отношений. Ещё сто лет назад большинство людей на планете жило в сельской местности и практически находилось вне денежных отношений, так как вело натуральное хозяйство, т. е. почти все необходимые для жизни продукты и вещи производило самостоятельно. Сегодня человек, окажись он без денег в деревенских условиях (как, впрочем, и в современном мегаполисе), в буквальном смысле слова будет обречён на смерть. Ведь наш современник утратил самые элементарные навыки натурального хозяйствования (на всякий случай в скобках замечу, что последнее утверждение следует понимать как объективную констатацию факта, а не как призыв вернуться во времена натурального хозяйства).

Новое язычество: идолы и жрецы

Эта абсолютная зависимость от денег не может не привести к их обожествлению, такому, как древний человек, живший в естественной среде, обожествлял природные стихии. Зримым выражением этого обожествления являются разбросанные по всему миру золочёные вавилонские башни банковских офисов, горделиво возвышающиеся над остальными зданиями (вспомним, что вплоть до начала XX века самыми высокими зданиями были храмы). Это настоящие культовые сооружения, принадлежащие новой вере, у которой, помимо своих зданий, есть свои ритуалы, обряды, заповеди, идолы и жрецы.

Кроме главного идола (деньги), существуют и другие, не менее могущественные культы: культ комфорта, прогресса (понимаемого исключительно в материалистическом плане; «бешенство новизны»), техники, развлечения, эгоистического наслаждения. Банки, деловые центры, торгово-развлекательные центры, выставочные комплексы новой техники, автосалоны, туристические отели, диснейленды, арт-центры, ночные клубы и т. д. — святилища данных культов. Даже современные жилища можно рассматривать как мини-святилища, где имеются все атрибуты неоязыческой религии (от банковских карточек до различных устройств и предметов, относящихся к сфере комфорта и развлечения) и где есть возможность прослушать телепроповедь (телевизор, стоящий в «красном углу», заменяет теперь божницу) какого-нибудь жреца-ньюсмейкера.

Главные жрецы новой религии — самые богатые люди планеты, входящие в список «Форбса», за ними следуют биржевики, рекламщики, журналисты так называемых мировых СМИ, программисты и разработчики гаджет-индустрии (среди них Стив Джобс до сих пор является, пожалуй, самым модным кумиром, поведению и внешности которого подражают даже олигархи, например, М. Ходорковский), арт-менеджеры, шоумены. Теперь понятно, почему традиционным религиям так трудно отстаивать свои позиции в современном мире: ведь их паства одновременно с посещением храмов не менее исправно посещает святилища неоязыческой религии (банки, торговые центры и т. д.)

Как нетрудно заметить, все эти обожествляемые идолы относятся к искусственной среде, созданной не природой, а человеком, что в свою очередь косвенно подтверждает (об этом прямо не говорится) обожествление самого человека, являющегося творцом, демиургом «второй природы». В этом состоит кардинальное отличие современного язычества от дохристианского.

Общество самоистребления

Эта новая вера, по сути, гораздо вредней и опасней старого язычества, так как силы природы, угрожая жизни человека, не покушались на изменение природы человека (будучи родными, т. е. соприродными человеку), тогда как стихии искусственной среды, приспосабливая своего творца к действию своих законов, претендуют на кардинальную деформацию (генная инженерия как самый радикальный случай). Кроме того, современный «свободный и независимый» индивид, находясь в патологическом состоянии обособленности, отчужденности от всего остального мира (в том числе и от мира людей) чувствует с особой остротой и глубиной свою конечность и смертность; данное чувство в создавшихся условиях может заглушаться лишь сильнейшими инъекциями потребления и развлечения.

В самом деле, язычник чувствовал себя подчинённой частью природы и, наблюдая ее ежегодное воскрешение, имел несомненную веру в загробное существование; в свою очередь, христианин ощущал себя творением божьим, которому даровано спасение и вечная жизнь; и только современный индивид лишен утешительной и животворящей веры в посмертное бытие, что не может не порождать пессимистическое восприятие мира как абсурда и бессмыслицы (основа современного экзистенциализма) или даже его полного отрицания (крайние формы постмодернизма).

Долгое существование потребительского рая невозможно и по вполне «материалистическим» причинам. Нарастающая дисгармония и отчуждённость человека в отношениях с самим собой и с окружающим миром (проблемы экологии) ведёт к разрушению и человека и мира. Этот неутешительный тезис сегодня, кажется, имеет всеобщее признание даже среди адептов общества потребления и не требует специального доказательства. Как часто бывало в истории, прекрасная мечта на практике обернулась извращённой злой пародией.

Анонимная диктатура

Складывание нового миропорядка шло несколько столетий (формально датой его рождения можно считать 1407 год, когда в Генуе появился первый европейский банк «Каза ди Сан Джорджо», или 1600 год, когда появилась первая транснациональная корпорация – Британская Ост-Индская компания), и сегодня он достиг своего высшего развития. Используя многовековой колониальный опыт управления, а также отчуждающую человека современную технику и технологии, новая мировая власть является самой бесчеловечной диктатурой, по сравнению с которой все абсолютные монархии Нового времени и тоталитарные режимы XX века покажутся образцами гуманистического правления. Причем бороться с этой диктатурой гораздо тяжелее, чем с режимами прошлых эпох: она вездесуща (достаточно вспомнить про такой инструмент идеологического воздействия, как мировые СМИ, имеющие доступ в каждую квартиру),  чрезвычайно изощренна в своих методах (её экспансия преподносится как защита демократии, свободы, прав человека, прогресса, норм цивилизации и т. д.) и трудно уловима, так как действует анонимно, не напрямую, через традиционные государственные институты.

Из вышесказанного ясно, что причину появления новой глобальной власти нельзя объяснить конспирологической теорией заговоров, столь милой сердцу некоторых публицистов. В этом случае всё было бы слишком просто: достаточно разоблачить и обезвредить заговорщиков, как на планете установится мир и справедливость. На деле, как уже говорилось, всё гораздо сложнее. Весь ход событий последнего столетия закономерно привёл к тому, что политическая воля и власть постепенно «перетекла» из государств в транснациональные корпорации (финансовые и промышленные). По сути, последние стали выполнять роль новых государств, пришедших на смену старым.

Данный тип государства, имеющий весьма специфические свойства и функции, не является тайным проектом ЦРУ или масонов (эти и подобные им организации лишь один из инструментов управления), а есть закономерное порождение новой реальности, которая заключается в следующем: к концу XX века человечество в целом стало жить в искусственной техносреде, в которой абсолютная зависимость человека от денег, техники и специализации труда создала идеальные условия для формирования нынешнего мироустройства.

Потребитель-националист против государственника-патриота

Главный противник глобальной силы, стоящий на её пути к мировому господству, – суверенное традиционное государство, которое по своей природе защищает интересы проживающего на его территории народа, тогда как транснациональная власть защищает интересы капитала и потребителя (оторванного от творящих жизнь рода и Родины).

Интересно отметить, что в своём стремлении к доминированию глобальная власть активно использует ею же порождённый национализм для разрушения многонациональных традиционных государств. Да, именно, так: не патриотизм (естественное и, как замечательно выразился Алексей Лосев, превысшее чувство – любовь к Родине), а национализм (уродливая карикатура на патриотизм), который является негативной реакцией на тотальную унификацию человеческого быта и бытия, насаждаемую идеологией потребления. То есть, современный националист-экстремист – это, по сути, озлобившийся и взбунтовавшийся потребитель, ощутивший свою безродность и безликость. Национал-потребитель является главным оружием, которое использует космополитическая власть для дестабилизации государства изнутри (вспомним, что раздувание националистического сепаратизма являлось одним из основных занятий НКО, финансируемых из-за рубежа). К сожалению, духовная несамостоятельность многих националистов мешает им увидеть их прямую зависимость от новой всемирной плутократии.

Общество воинствующего недоверия

С формальной точки зрения, после исчезновения в середине XX века колониальной системы должен наблюдаться расцвет суверенных традиционных  государств. На деле мы видим, что государства в целях выживания мимикрируют под ТНК или находятся под прямым управлением ТНК. Сегодня все страны в той или иной степени имеют черты нового типа государства.

Почему это произошло? Традиционное государство строилось на принципе доверия к семье, обществу и власти. Западные страны первые перешли от принципа доверия к принципу свободы договора, ставшему краеугольным камнем современной цивилизации. Эти договорные отношения, которые можно в любой удобный момент разорвать, привели в конце концов к упадку традиционного государства, семьи и социума (так называемое «восстание меньшинств»). Духовная атмосфера Запада проникнута, с одной стороны, воинствующим недоверием к традиционному человеку (и его производным – семье, культуре, государству), а с другой стороны, совершенно некритическим, экзальтированным отношением к искусственной техносреде. Что наглядно проявляется в сфере образования, где «субъективного» преподавателя-экзаменатора постепенно сменяет «объективный» компьютер, т.е. машине оказывают больше доверия, чем человеку.

В свою очередь утрата принципа доверия между людьми была обусловлена появлением потребительской техноцивилизации, в которой отчуждение достигла крайних пределов.

Таким образом, традиционные государства существуют сегодня в ослабленном состоянии и становятся лёгкой добычей глобальной власти, устанавливающей новый формат государства, полностью отчуждённого от человека (так называемое электронное государство). Речь идёт о реальном отмирании традиционного государства. Это то, о чём мечтали классики социализма-коммунизма и о чём продолжают мечтать нынешние апологеты глобальной  корпоратократии.

От традиционного государства к сверхтоталитарному

Что же, может, действительно, современное прогрессивное человечество перестало нуждаться в услугах такого «пережитка прошлого», как государство? К разочарованию поклонников гражданского общества вынужден заметить, что это не так. С рождением индустриального общества (когда население перестало вести самодостаточное натуральное хозяйство) роль государства не только не уменьшилась, а, напротив, резко возросла, в частности, многократно усилилась управленческая функция и распределительная (ресурсами, товарами, знаниями). Всё это закономерно привело к невиданной по своим масштабам зависимости человека от государства. Весь XX век прошёл под знаком становления пресловутых тоталитарных государств. Процессом «тоталиризации» в той или иной форме мучительно «переболели» все крупнейшие страны мира (в России этот процесс совпал с революцией, что во многом объясняет жестокость и радикализм русской индустриализации).

Сейчас эта беспрецедентная зависимость человека  от государства смягчена и завуалирована, имеет вид принудительной добровольности. Однако она никуда не делась, более того, с новым витком технического прогресса, значительно увеличилась. Можно спорить о положительных и отрицательных моментах этой зависимости, но нельзя спорить о том, что с утратой государства современный человек, неспособный к ведению самодостаточной духовной и материальной жизни, обречён на быстрое – физическое и духовное – вырождение (что отчасти уже наблюдается в некоторых наиболее «продвинутых» западных странах).

Апологеты новой глобальной власти скажут, что она призвана «переформатировать» традиционные государства и остановить разложение человека и человечества. Действительно, нынешняя мировая власть пользуется доверием значительной части населения планеты и на её стороне огромная политико-экономическая сила, с которой не могут соперничать традиционные государства. Но это доверие слепое, основанное на безумной жажде обогащения и потребления, а сила – разрушительная, омертвляющая живую ткань человеческого бытия.

В отличие от традиционного государства, в той или иной мере содействующего самородному бытию населяющих его народов, корпоратократия, являясь апофеозом искусственного, принудительно сконструированного техномира, по своей сути враждебна человеку, как творению безначальных, неисчерпаемых стихий природы и национальной культуры. Это неустранимое жестокое противоречие не может не привести в конечном итоге к тотальной мировой диктатуре, черты которой прослеживаются уже сегодня: всеобщий и всепроникающий контроль человека, посредством разных электронных устройств (видеокамеры, банковские карты, мобильные телефоны, компьютеры и т.д.), а также всеобщая и всепроникающая пропаганда нового миропорядка так называемыми мировыми СМИ.

Мудрая осень человечества или…

Выше говорилось о том, что утрата доверия между людьми обусловлена появлением потребительской техноцивилизации. Могут спросить, а что стало причиной появления этой техноцивилизации? Если мы отважимся прямо взглянуть на вещи, следует признать, что человечество как единый социально-биологический организм, насчитывающее пять-шесть тысячелетий (точкой отсчёта берётся появление первых государств), вступает в вечер (или осень) своей жизни. Подтверждением этому служит тот факт, что последние два-три столетия человек целенаправленно устранял самого себя из области активного, напряжённого труда, педантично создавая на планете комфортабельный техномир. Такое самоустранение характерно, как известно, для пожилого возраста.

Угасание жизненной энергии в масштабах всего человечества едва ли можно как-то измерить или вычислить опытным путём, но оно явственно обнаруживается в современном духовном самосознании, в частности, в художественном творчестве, где тенденции упадка и разложения видны невооружённым взглядом. Впрочем, наблюдаемое ныне физическое вымирание западных народов, которые первыми устремились к покорению «пенсионного возраста», может являться косвенным эмпирическим доказательством увядания жизненных сил.

Сегодняшняя поистине бешеная материальная активность человеческой цивилизации, переворачивающая планету вверх дном, зиждется сугубо на искусственной, заимствованной у будущих поколений энергии; уберите источник этой энергии (нефть, газ, уран) и большая часть человечества будет обречена на быстрое исчезновение, так как человеческих сил на выживание в «традиционных» условиях уже нет.

Важно отметить, что основанная на искусственной энергии тотальная технизация, комфортизация современной жизни ослабляет, рассеивает человеческую энергию, тем самым ускоряя старение человечества. Этот убыстряющийся ритм дряхления и порождает апокалиптическое ощущение близкого конца света.

Данное признание о старости человечества не должно приводить нас в уныние; к нему надо относиться с тем же мужеством и спокойствием, что и к мысли о собственной старости. Старость бывает разной: мудрой, долгой, «золотой» или глупой и недолгой. Как и сколько жить планете «на пенсии» — добровольный выбор всего человечества.

Западные народы после героического завоевания мира, после напряжённейшей многовековой «цивилизаторской» работы первыми отправилась на «заслуженный отдых» и теперь с комфортом (в устроении которого насильственно участвует весь мир) спешат уйти в небытие. Оскудение жизненной энергии Запада, всё более напоминающего дом престарелых, вкупе с идеологией потребления, закономерно ведёт к деградации политической воли, что проявляется в параличе созидательной творческой деятельности. Мы видим, что мировая элита не может положительно решить ни одну глобальную проблему, будь то в сфере экономики, экологии, культуры или демографии. Политическая воля, опирающаяся на заимствованную мощь техники и культ мамоны, способна только на разрушительную, паразитическую деятельность. Думается, что сегодняшний выбор Запада не самый плодотворный и мудрый. Остальному миру незачем догонять (а тем более перегонять) мчащуюся на кладбище Европу; в таких случаях, как говорил легендарный товарищ Сухов, лучше помучиться.

Кто бросит вызов всемирному злу, или Невероятные метаморфозы российской элиты

Кто сегодня объективно может бросить вызов новой глобальной власти? Ясно, что ни общественная организация (пускай, и международная), ни так называемое гражданское общество, ни отдельное государство не в состоянии противостоять всемирной корпоратократии. Важно также понимать, что требуется не радикальная, разрушительная сила террористического характера (типа ИГИЛ и подобных ему экстремистских исламских группировок, большей частью выращенных США), а спокойная, созидательная, уверенная в себе сила, принуждающая противника к миру и справедливости.

В сложившейся ситуации именно Россия в наибольшей степени готова возглавить борьбу с властью «золотого тельца». Громадная территория, наличие ядерного оружия (абсолютное  зло, перед которым преклоняется и трепещет остальное зло), доставшегося нам в наследство от СССР и позволившего нам до начала 2010-х годов пребывать в легкомысленной беспечности, наконец, достаточный ресурсный и производственный потенциал, — всё это даёт нам право выступить инициаторами организованного сопротивления.

Разумеется, мало обладать значительной материальной силой. Ведь, к примеру, Китай и Индия превосходят нашу страну и по людским ресурсам и по экономическим показателям, но они явно не претендуют сегодня на принципиальное противостояние с мировой элитой. Эти страны в общем и целом приняли правила игры, приспособились к установившемуся миропорядку, и если их что-то не устраивает, то это не сам миропорядок, а отсутствие привилегированного положения в нём. Поэтому их позиция — выжидательная (хотя и сочувствующая нам), и только убедительный и успешный пример России может побудить китайцев и индийцев примкнуть к деятельному сопротивлению.

Помимо материальной мощи, необходимо обладать духовной силой, которая единственная и может приводить в движение всё остальное: политику, экономику, армию, науку, образование и т. д. Есть ли сегодня в России духовная жизнь, с которой считалась бы материальная жизнь? Несмотря на её очевидное ослабление в последние десятилетия (особенно после распада СССР), она тем не менее оказывает решающее влияние на действия «мирской»  власти. Конечно, духовную жизнь, как сферу идеального, нельзя зафиксировать каким-нибудь прибором, в неё, выражаясь тютчевскими словами, можно только верить.

Пожалуй, самым наглядным примером существования духовной жизни является поведение нашей элиты, которая за последнюю четверть века проделала огромный путь от восторженных апологетов либерально-глобального мироустройства до убеждённых сторонников государственного консерватизма (этот путь проделали в том числе и оба наших президента, которые, что общеизвестно, начинали свою политическую карьеру как верные последователи А. Собчака, являвшегося одним из главных идеологов перестройки). Невероятный переворот, произошедший в сознании российских политиков, можно объяснить только наличием мощной духовной силы, принудившей их говорить и делать то, что ещё 10—15 лет назад они не могли вообразить даже в самом страшном сне.

Скажут, что во многих случаях патриотизм и государственничество нашей элиты носит показной, конъюнктурный  характер. Даже если это и правда, данный факт лишь ещё раз указывает на неоспоримое присутствие внешней силы, заставляющей считаться с собой и тех, кто не имеет никаких принципов и убеждений. Надо отдать должное чутью и здравомыслию наших политиков, вовремя уловивших «ветер перемен» и сделавших правильные выводы; в противном случае быть им сегодня на обочине исторического процесса (как современным европейским политикам).

Таким образом, можно предположить, что именно нынешней элите, взращенной на радикальном либерализме 90-х годов, предстоит осуществлять дальнейшую политику восстановления суверенного государства и борьбы с глобальной корпоратократией. Это предположение, вероятно, разочарует как некоторых патриотов, так и некоторых либералов, жаждущих кардинальной смены кадрового состава российской власти. Однако приход к власти людей, открыто и непримиримо противостоящих мировому гегемону, сегодня невозможен. Мы видим, что даже чрезвычайно осторожное движение нынешней российской элиты к обретению самостоятельности вызывает яростное противодействие со стороны финансового капитала. На текущий момент любая кардинальная смена власти возможна только при условии, если она санкционирована мировой элитой и отвечает её интересам. Открытое неповиновение — даже бывших ставленников мировой элиты —рано или поздно жестоко карается: пример полного уничтожения государственности Югославии, Ирака, Ливии у всех перед глазами.

Так что российская элита находится, фигурально выражаясь, между молотом мировой олигархии и наковальней народного мнения. Отсюда столь противоречивая политика нашей власти: с одной стороны, она продолжает декларировать приверженность либеральным ценностям, являющимся «мягкой силой» глобальной власти, с другой стороны, вынуждена — пусть медленно и непоследовательно — следовать новым политико-экономическим курсом, попутно избавляясь от тех, кто с этим курсом не согласен.

Здесь уместно провести аналогию с большевиками, которым в 1930-е годы вместо лелеемой ими мировой революции пришлось строить сильное государство (или, как они говорили, «социализм в отдельно взятой стране»). Разница только в том, что, к счастью для нынешних оппонентов «генеральной линии партии», с ними будут расставаться не по суровым законам послереволюционной эпохи, а весьма гуманно, исходя из реалий нашего «толерантного» и «политкорректного» времени.

Народный идеал

Итак, знаменательному повороту в российской политике мы всецело обязаны той духовной жизни, которая, несмотря на заявления разных скептиков, всё же существует и является источником всех важнейших изменений в человеческой жизни. До недавнего времени официальная точка зрения связывала духовную жизнь в России с представителями диссидентского движения. Сегодня, когда идеология этого движения признана самой властью  ошибочной и деструктивной, не отвечающей интересам России, на роль главных духовных авторитетов были выдвинуты Д. Лихачёв и А. Солженицын.

Ничуть не умаляя значительного вклада последних в русскую культуру, справедливости ради нужно отметить, что названные фигуры не в полной мере выражают духовную жизнь народа, его мнение. Это объясняется причинами как биографического характера (к примеру, никуда не деться от факта контрпродуктивной деятельности А. Солженицына диссидентского периода или от малообъяснимой поддержки Д. Лихачёвым разрушительного по своей сути политического курса начала 90-х), так и мировоззренческого (взгляд А. Солженицына на русскую историю страдал противоречивостью и крайностью в суждениях, а Д. Лихачёва – неопределённостью и  конъюнктурностью).

В чем же тогда заключается суть нынешнего духовного бытия России и кто его выразители? Главным вопросом современной духовной жизни, несомненно, является скорейшее преодоление смуты и вызревание народного идеала будущего жизнеустройства, того идеала, которым руководствуются и — с тем или иным успехом — претворяют в действительность политики. Необходимость и неизбежность этого идеала очевидна — он явится как ответ здоровых народных сил на вызов новой глобальной власти, насаждающей самоубийственный миропорядок. Также очевидно, что формирование идеала невозможно без глубокого освоения прошлого России.

На заставе богатырской

У истоков преодоления смуты и выработки идеала стояли представители почвеннического (или иначе — консервативного) направления в русской культуре: публицисты Вадим Кожинов, Юрий Селезнев, Михаил Лобанов, писатели Василий Белов, Валентин Распутин, Василий Шукшин, поэты Николай Рубцов, Юрий Кузнецов, Анатолий Передреев (разумеется, этими именами патриотическая плеяда далеко не исчерпывается). Это направление, а лучше сказать,  духовное движение, зародившееся в 60-е годы (к сожалению, это десятилетие до сих пор принято отождествлять только с началом деятельности диссидентов) и открыто заявившее о себе в деятельности журналов «Молодая гвардия», «Наш современник» и «Москва», издательств «Молодая гвардия» (серия «ЖЗЛ») и «Современник», а также созданного в 1966 году Всесоюзного общества охраны памятников истории и культуры (ВООПИиК),  ставило своей задачей связать время, разорванное революцией, соединить русскую историю в единое целое, выявить  своеобразие и национальные особенности нашей страны.

Центральной, объединительной фигурой в этом движении, находившейся в самом средоточии духовной жизни России, был В. Кожинов (1930—2001). Его многосторонняя деятельность начиналась с утверждения высших ценностей в русской культуре (с ним, например, связано широкое признание творчества поэтов Н. Рубцова, Ю. Кузнецова, прозаика В. Белова, мыслителя М. Бахтина) и завершилась глубоким историософским осмыслением тысячелетней судьбы России. Кожиновское наследие является высшим воплощением отечественного самосознания второй половины ХХ века, блестящим продолжением дореволюционной отечественной мысли, явленной нам в творчестве Чаадаева, И. Киреевского, Достоевского, К. Леонтьева, Тютчева (к слову сказать, мощная историософская публицистика до сих пор мало известна широкому читателю), Розанова, М. Меньшикова, Флоренского.

К прискорбию, следует признать, что ни имя В. Кожинова, ни его мысль до сегодняшнего дня не стали достоянием широкой общественности. Во многом это связано с позорным молчанием наших СМИ. Подобное положение вещей в условиях нарастающего геополитического противостояния является ненормальным; творчество В. Кожинова нуждается в незамедлительной популяризации и пропаганде на государственном уровне.

Русский дух против идолища поганого

Лежучи у Ильи втрое силы прибыло:
Махнёт нахвальщину в белы груди,
Вышибал выше дерева жарового,
Пал нахвальщина на сыру землю…

Почвенническое движение, несомненно, выражало общенародное стремление ощутить живую преемственность и причастность к тысячелетнему бытию России, сохранить свою «цветущую сложность» и самобытность в условиях все нивелирующего глобального мира. Современная власть ТНК и финансового капитала, претендующая на всемирное господство, в глубине народного сознания ощущается как тёмная, разрушительная, несправедливая сила. Подобным же образом воспринимались в народной душе и экспансия Хазарского каганата, ожесточённая борьба с которым породила наш замечательный героический эпос (былины), составляющий древнейший, «архетипический» уровень нашего национального самосознания, и монгольское нашествие, и нашествия европейцев (во главе с Наполеоном) в 1812 году и (во главе с Гитлером) в 1941 году.

Полный крах нашествия  капитала в Россию предсказал и художественно воплотил наш гениальный провидец Гоголь в «Мёртвых душах» (в этом смысле гоголевский роман является ныне актуальнейшим «геополитическим» чтением). Примечательно, что поражение омрачённого страстью к быстрому обогащению Чичикова случилось как бы само собой, без какого-либо насилия и потрясения: никто специально не препятствовал осуществлению чичиковской авантюры, напротив, все выражали заинтересованность в её успехе.

Нет сомнений в том, что и сегодняшнее незваное вторжение «золотого тельца» в Россию ждёт бесславный конец. Соблазнившись в 1980-е — 1990-е годы потребительским идеалом, в основе которого лежит власть денег над миром, российское общество, на своём опыте «переболев» приобретательской лихорадкой, начинает пресыщаться и разочаровываться в унылых, безрадостных плодах техноцивилизации.

Причём, эта разочарованность совсем иного рода, чем та, которая привела к распаду СССР. Социалистический идеал воплощал извечную человеческую мечту построить на земле совершенное общество и люди разочаровались не в идеале как таковом, а в его недостижимости и в той страшной цене, которую пришлось заплатить за попытку его осуществления. Стремление к совершенству и невозможность его обретения составляет главнейшее противоречие человеческого бытия. Можно проклинать и отвергать это стремление, но необходимо понимать, что без него наша жизнь лишается человеческого измерения, лишается трагического содержания. Что, собственно, и произошло, когда социалистический идеал подменился потребительским, в основе которого лежит бесконечное материальное потребление и накопление. Общество потребления оказалось жалкой пародией на совершенное общество, а потребитель (член этого общества) явился страшной карикатурой на самого человека.

Принципы потребительской цивилизации не могут удовлетворить человека, так как они противостоят всем основным человеческим устремлениям и прямо ведут к его вырождению. Охватившие западный мир глубочайшее разочарование и пессимизм являются закономерным итогом многолетнего насилия над человеческой природой. Нечто подобное происходит сегодня в России, с той только разницей, что у нас утрата веры в потребительский идеал должна закончиться не безвольной капитуляцией перед опостылевшим идолом (что мы наблюдаем в Европе), а деятельным сопротивлением и поиском нового идеала жизнеустройства.

Нежелание русского человека участвовать в бешеной деятельности потребительской цивилизации предсказано в другом актуальном «геополитическом романе» — в «Обломове». В самом деле, несмотря на многолетнюю агрессивную пропаганду индивидуализма и частного бизнеса, мы в большинстве своём так и не стали «деловыми людьми». И не потому, что государство мешало или не помогало (чаще всего звучат именно такие обвинения/оправдания), а прежде всего потому, что нам это было не интересно, не по душе. Многие из тех, кто в 90-е годы увлёкся частным предпринимательством, сегодня ушли из бизнеса, а те, кто остался, давно охладели к нему и продолжает тянуть лямку от отсутствия альтернативы, так как государство до сих пор не может предложить всем гражданам работу. Такую же драму разочарования предстоит пройти и нашей молодёжи, чья бизнес-потребительская ориентация носит совершенно искусственный характер и полностью лежит на совести СМИ, продолжающих навязывать оторванные от российской действительности ценности.

Незыблемость общества потребления, к построению которого Запад целенаправленно шёл несколько столетий, и который освящён и защищён буквой закона, в России оказалась поколеблена. Что бы мы о себе сегодня ни думали, в России никогда не было культа денег и приобретательства, как не было у нас дурной привычки обожествлять законы, принятые людьми. Ради осуществления потребительского идеала русский человек не готов жертвовать своей свободой ни физически (как в Китае, где сотни миллионов бывших крестьян превратились в фанатичных строителей общества потребления, соревнующихся в производительности труда с роботами), ни духовно (как на Западе, где человек уже не может освободиться от потребительской зависимости, даже если он чувствует её гибельность). Как показала история, русский готов активно действовать и даже поступиться свободой только в том случае, если дело идёт об установлении справедливого общества (именно это требование и было главным условием участия людей в революции 1917 года).

Сегодняшнее самозабвенное увлечение многими нашими людьми потребительским образом жизни, на мой взгляд, не является чем-то глубоким, затрагивающим сущность русского человека; оно, скорее, свидетельствует об особенностях национального характера: безоглядной доверчивости, склонности к переимчивости и стремлении во всём доходить до крайностей. Это увлечение имеет несомненную пользу в том, что оно поможет выработать противоядие, ускорит формирование народного идеала нового жизнеустройства. Видимо, нужно было на личном опыте испытать (для чего, увы, понадобилось исчезновение СССР) и пережить искушения потребительской идеологии, стать на время оголтелым потребителем, чтобы потом, очнувшись и придя в себя, осознать её гибельность и начать энергичную борьбу с ней.