Иннокентий Фёдорович Анненский (1855—1909) был поэтом замечательным и одновременно не совсем обычным. Потому как и до Октябрьской революции, и в советские-постсоветские времена господам сочинителям главное что требуется — это аудитория. А также подборки стихов в журналах и особо — отдельные томики, которые можно любовно поглаживать ладонью, с чувством собственного превосходства подписывать одноклассникам, коллегам, и читателям-почитателям. Поэты — люди ранимые. За плохой отзыв о собственном творчестве могут навсегда рассориться с критиком. Демонстративно перестать с ним здороваться на людях.  Или перейти в стан врагов хулителя, и даже едкую эпиграмму написать.

     Так вот поэт Анненский при жизни славы не искал, любил псевдоним «Никто». И о том, что действительный статский советник Иннокентий Фёдорович Анненский писал хорошие стихи, в обществе узнали только после скоропостижной кончины его превосходительства на ступенях Царскосельского вокзала 13 декабря (н.ст.) 1909 года.

     Педагог и переводчик как античной драматургии, так и новой европейской поэзии, господин Анненский был в полном смысле слова прекраснодушным русским интеллигентом. Не способным к «пришибеевщине» и репрессиям (за что в итоге и был отставлен от должности директора Царскосельской гимназии во время первой русской революции с переводом инспектором в учебный округ).

    Малозаметный как литератор при жизни Иннокентий Фёдорович на короткий миг стал известен публике после кончины благодаря сборникам, выпущенным его сыном. В советское время, как «генерала и дворянина», его «среди масс» официально почти не вспоминали (такая участь, кстати сказать, постигла многих русских писателей — их не запрещали, но очень редко издавали). А в новой России, стремительно терявшей читателей (в том числе и по естественным причинам), в лихие 90-е было не до акмеистов. «Новые дворяне» во власти понятия не имели, кто это такие. Многие диссертации представителей так называемой «элиты» даже гуманитарного толка, как теперь выясняется, писались (или перелицовывались с аналогичных работ) отнюдь не будущими обладателями учёных степеней. (Была мода быть учёным по званию, а не по сути — найдите мне советского доктора наук, который не цитировал бы поэтов!) А ряд стремительно разбогатевших господинчиков вообще никогда не читал переведённых Иннокентием Фёдоровичем трагедий Еврипида и не поднимался по уровню выше прослушивания под музыку откровенного блатняка. Так что ныне вернувшийся на полки книжных магазинов, а вслед за этим вышедший на просторы «Всемирной паутины» Анненский стал достоянием стремительно нищавшей и отодвинутой от всех серьёзных дел в государстве интеллигенции, да той тончайшей прослойки молодёжи, предпочитавшей поэтические сборники трактатам по зарабатыванию бабла.

      И вот — свершилось. При нашей жизни, дорогой читатель! Реально жившему и творившему поэту Анненскому, а не очередному популярному киноперсонажу поставили памятник. И об этом сообщили даже государственные каналы, потому что вызвал он горячие споры. И не только в Царском Селе, по месту нахождения, но и в Культурной столице, и даже в Первопрестольной. Вспомнив фразу Николая Гумилёва, что Анненский был «последним из царскосельских лебедей», автор памятника использовал в композиции лебединые шею и крылья. Оригинально. Весьма спорно. НО! Памятник есть. Внимание к Иннокентию Фёдоровичу он привлёк, и, надеюсь, что теперь каждый участник дискуссии перед тем как внести свои «двадцать копеек» в спор хотя бы перелистает «Кипарисовый ларец» или «Книги отражений» Анненского, создаст в воображении собственный образ поэта.

    По мне — так скульптор имел право на собственную его трактовку. Вспомним из «Двойника» Анненского:

Не я, и не он, и не ты,

И то же, что я, и не то же:

Так были мы где-то похожи,

Что наши смешались черты.

    Вчитайтесь в эти строки: словно свой будущий памятник описал Иннокентий Фёдорович! Кстати сказать, если вам неизвестно, поясняю: стихотворцы вообще не умирают. Души этих возвышенных созданий улетают в их Лебединый стан — страну Поэзию. Поэтому хорошие поэты, безусловно, имеют сходство с лебедями.

     Прекрасно, когда поэтам ставят памятники. Ужасно, когда их архивы неблагодарные потомки выбрасывают на помойку (а такие случаи, увы, бывают).
    Так что порадуемся за Иннокентия Фёдоровича и очередной раз вспомним его незабываемые строки:

Среди миров, в мерцании светил

Одной Звезды я повторяю имя…

Не потому, чтоб я Ее любил,

А потому, что я томлюсь с другими.

И если мне сомненье тяжело,

Я у Нее одной ищу ответа,

Не потому, что от Нее светло,

А потому, что с Ней не надо света.

         3 апреля 1909 года, Царское Село

   P.S. Одни говорят, мол, надо снести памятник, или, по крайней мере, переделать. Другие: да это вовсе не памятник, а макет. Я же так думаю: нужно сторонникам и противникам объединиться и ещё один памятник Анненскому заказать! Устроить общегородское обсуждение, а затем выбранный вариант отлить в бронзе —  и установить в одном из петербургских скверов. Таком же тихом и прекрасном, как лирика Иннокентия Фёдоровича.