Мы летели в Португалию — так называемый познавательный  туризм. Лететь оказалось  очень далеко, пересадка в Амстердаме не утомила, но и не придала сил. На второй посадке у меня прочно укрепилось ощущение пространства и места — Португалия, это действительно очень далеко от Петербурга, сложно было и предположить, как далеко, покупая билеты на самолет. А вторая мысль возникла внезапно — а что же общего у наших городов? Ответ я нашла в конце поездки — люди. Как и везде, они разные и похожие. Мы  часто принимаем заграницу за неземной рай, где все ходят «в белых штанах», как у известного автора, и ничего не делают. Две истории жизни, рассказанные случайными попутчицами, изменили образ безоблачного края света.

Первое яркое и самое сильное впечатление от Лиссабона — морской теплый воздух и солнце. Уже потом, когда мы выбрались на океан, поняли: воздух все же океанский, другой, чем на морях. Влажный, свежий, прохладный. В Петербурге есть места, где можно почувствовать примерно то же самое — например, в Кронштадте на мысе Риф. Или в Калище. Можно себе внушить, что дальше — только море. А здесь дальше — только океан!

Океан показался мне грозным, хотя день выдался спокойный, почти безветренный. Мыс Кабо да Рока, самая западная точка Европы, сразу покорила названием со словом «рок», гладью и величеством воды. Нет, это не море! Это все же океан, и он другой, чем просто морское побережье.

В энциклопедиях и географических справочниках его называют еще Мыс Рока (португальское — Cabo da Roca) — самая западная  Евразии. Нам рассказали историю, что таковым, самым западным, он стал не так давно, с конца прошлого века. Ранее самой западной точкой Европы считали мыс в Испании, затем пересмотрели, пересчитали, перемерили, и португальцы были очень горды тем, что на сей раз в долгом историческом соперничестве  выиграла Португалия.

Португалия была могущественной в Средние века. В эпоху великих географических открытий этот мыс назывался мыс Лиссабона, ведь Лиссабон был на несколько километров ближе к океану до тех пор, пока океан не отступил при извержении вулкана (мощное землетрясение и пожар произошли в городе в 1755 году). Мыс находится в 40 километрах к западу от Лиссабона. Скала возвышается на 140 метров над уровнем Атлантического  океана.

Хотелось все увидеть и запечатлеть, а еще как-то все притихли в нашей группе. Слова на гранитном кресте: «Onde a terra acaba e o mar começa», это сказал португальский поэт Луис Камоэнс. В  переводе: «Это место, где земля кончается и начинается море». Координаты мыса 38’47 северной широты, 9’30 западной долготы высечены на каменной стеле, установленной там же.

Край света. Где-то рядом идут корабли первооткрывателей, XV век, Васко де Гама стоит у штурвала… Как в приключенческих романах. В наши дни вернул голос гида: «Пожалуйста, не заходите за ограждения, а то придется вас вылавливать в океане где-нибудь у берегов Америки». Жуть.

Обратно ехали молча от усталости и впечатлений. Наш экскурсовод Лена тоже утомилась. Из вежливости спросила: «Какие есть вопросы?» Сергей Григорьевич Корконосенко поинтересовался тем, как она оказалась в Португалии.

Сначала была какая-то почти дежурная фраза, затем Лену словно прорвало. Она говорила, говорила, переходила с одного эпизода на другой. Я подумала: все, скоро гостиница, сейчас она остановится. Однако Лена продолжала свой рассказ-исповедь об эмиграции. Мы уже подъехали к отелю, и она с некоторым сожалением поставила точку.

Ее история началась в России в годы перестройки. Правильнее сказать, история ее родителей. Сестра отца работала в российском посольстве в Лиссабоне, кажется, медработником. Отец страдал астмой, и кто-то посоветовал попробовать перебраться в Португалию, раз есть зацепки (сестра!): морской воздух, мягкий климат, может быть, и поживет подольше. Так родители из Сибири собрались в Португалию! Детей оставили на бабушек. Уезжали — думали: попробуем, подлечим отца, вернемся. И остались. Уже больше двадцати лет. Они не смогли вписаться полноценно в португальскую жизнь, язык так и не выучили, правда, болезнь победили. Живут, по словам Лены, хорошо, общаются с русскоязычными жителями страны, радуются успехам дочери и внучки.

В таких далеких от нас странах много можно увидеть многое из того, чего не найдешь у ближайших европейских соседей. Гуляя по ночному Лиссабону, увидели, как аккуратно укладываются на ночлег нищие. Выбирают место у банков, богатых офисов, в проеме дверей расстилают одеяла, ложатся и спокойно засыпают. Рядом проходят и проезжают полицейские, гуляют горожане и туристы — это бомжей не тревожит. Они как будто не мешают никому. Позже Лена объяснила, что жители Лиссабона очень гордятся своей толерантностью, поэтому везде всем хватает места, кроме того, в офисах часто бывают отапливаемые  полы,  в проемах дверей и на улице нищим тепло. Утром у дверей того же банка никого не было.

Меня мучил вопрос: куда они девают свои «постельные принадлежности» в виде мешков, рваных, но чистых  одеял. На третий день мы нашли — под скамейки на тротуарах, в какие-то маленькие лазеечки, просто  заворачивают в  целлофан. Весь день бодрятся, а на ночь приходят на свои «залежанные» места. По словам нашего гида, в 90-е годы в Португалию приехало много новых русских в кашемировых пальто и с дорогими барсетками, а спустя годы этих людей видели спящими у дверей офисов или на скамейках парков. Кто знает, может наш «знакомый» бомж тоже соотечественник?

Но это размышление не про Лену.

Когда родители уехали в Португалию, она благополучно жила с бабушкой и братом в Сибири, выросла и стала социальным психологом. С работой не заладилось, с семьей тоже, и она решила переехать с маленькой дочкой к родителям. Работала сиделкой, няней, помогала как психолог аутичному ребенку социализироваться в обществе: «Я не знала его языка, он не знал русского, но это было даже на руку, так как молчаливого мальчика можно было адаптировать совсем другими психологическими приемами».

Эта семья приняла Лену как близкого друга, старалась помочь ей освоиться в чужой стране: «Приходишь на занятия — вся квартира у них обклеена бумажками с португальскими словами — диван, стол, кухня… Так они мне помогали учить португальский. Они — мне, я — им. Португальцы вообще очень доброжелательные люди, если нужна помощь, они бросят все свои дела до тех пор, пока не решат твою проблему».

Нужно сказать, в этом мы убедились сами, начиная с аэропорта. Позже Лена закончила курсы гидов (а это недешевое обучение), сдала тест на знание языка, сейчас она — востребованный специалист. Рассказывала, что когда сдавала экзамен по экскурсионному делу, нужно было выбрать одну из историко-философских концепций, представить ее в виде реферата, рассказать и обосновать, чем она привлекательна.

Работы у нее много. Есть друг-португалец, дочка учится в португальской школе, по вечерам занимается с мамой русским языком. Настрой  позитивный. Лена верит в себя и в то, что у нее все получится. В Россию не собирается возвращаться: «Наверное, я счастлива. Все наладилось. Но так не хватает общения. Как у нас, в России. Ведь своему португальскому другу я не смогу сказать всего…»

Вторую женщину звали Раиса. Мы встретили ее в метро. Надо было  найти нужный вход на станции «Marquês de Pombal» — «Маркиз де Помбал». Названия станций на табло не было, система такая же, как сейчас в петербургском метро — раньше  на входах и эскалаторах  перечислялись все станции данной линии,  а теперь указаны номера линий и конечной станции; для поиска станции необходимо соотнести карту-схему метро и схему входов. Когда мы поняли, что разобраться в  указателях сложновато, стали выхватывать в толпе лица людей, которые смогли бы нам помочь.

Навстречу шла миловидная уставшая женщина с добрым лицом, наш вопрос готов: «Sorry, how to get…» Женщина спокойно выслушала и ответила на русском: «Пойдемте, я покажу». Она была похожа на португалку — темноволосая, с большими глазами, одета в легкую темную куртку. Мы прошли барьеры и остановились, чтобы на прощание сказать: спасибо, вы откуда и прочие дружественные фразы. Она отвечала односложно, а потом вдруг начала рассказывать, рассказывать… Мы забыли, что спешим. Не могли ее остановить и прервать. Вот такая неожиданная исповедь.

«Живу я хорошо. Все у меня есть. Сейчас приду домой, нажарю себе картошки, отдохну. Сначала было тяжело. Приехала с Украины, из Бердянска. Пятнадцать лет назад. Зачем? Да невозможно стало жить на родине: зарплаты нет, детей кормить нечем, каждый день встаешь и думаешь, где взять деньги. Потом еще эта политика: в Россию нельзя, говорили. Стали думать, куда поехать на заработки. Соседи ездили в Португалию, заработали валюту, на нее неплохо жили. Мы искали с мужем по объявлениям и знакомым, мне повезло больше, быстрее сделала визу. Муж так и остался в Бердянске. Он — там, я — здесь. И не видимся. Ему не приехать ко мне, дороговато, я каждый год собираюсь в отпуск, да не получается по деньгам. Ведь свои заработанные деньги я переправляю семье. Оставляю себе на еду и жилье… Работа была разная. По большей части уборщицей и сиделкой, иногда няней. Но это уже потом, когда стала говорить на португальском.  А ведь я учительница: об этом даже и речи не было — без языка, вида на жительство, связей и знакомых… Португальцы очень доброжелательные люди, всегда помогут, посоветуют, были случаи, когда я ночевала у них, они помогали лекарствами».

Поначалу Раиса убирала территорию в торговом центре, устроилась нелегально: «ткнули место, которое нужно мыть. Я убирала огромную площадь, очень уставала, а позже оказалось, что в мои обязанности входила совсем другая, намного меньше площадь. Старалась зарекомендовать себя положительно, не спорила и не отказывалась. Да еще не понимала на португальском. Теперь-то язык знаю, он сложный, но деваться некуда — учила потихоньку. Понимать язык стала хорошо через год, а разговаривать свободно года через полтора-два. Один раз упала на мокром вымытом полу, сломала ногу, сотрясение, полгода лежала в больнице по какому-то полису для приезжих — кормили, лечили. Выкарабкалась. Появились знакомые. Я сама русская, живу сейчас с украинками, на троих снимаем квартиру. Они все время ругаются и ругают Россию, ищут жизни  полегче. Ну ничего, я довольна. Заработки небольшие, но стабильные».

Раиса рассказала, что ей по знакомству передавали клиентов, которые нуждались в помощи. Русскоязычные приезжие чаще всего работают сиделками, горничными, ухаживают за больными. У нашей новой знакомой в клиентах была тяжелобольная старушка, с которой они подружились. Раиса приготовила ей драники, так любимое славянами белорусское блюдо, старушке понравились. Работа очень тяжелая, у таких людей, как правило, есть много родственников, и живут часто вместе, но не осиливают уход за капризным из-за страданий человеком. Нанимают тех, кто берется за любую работу. Педагогическое  терпение пригодилось…

Мы не удержались и спросили, какие у нее планы на будущее, может быть, стоит вернуться домой? «Да нет, никому я там не нужна, а здесь хотя бы зарабатываю и семье пересылаю. Через год выйду на пенсию, вид на жительство есть. Пенсионных денег мне хватит, чтобы снять квартиру, купить раз в месяц какую-нибудь вещь и неплохо питаться. На остальное буду подрабатывать, мыть полы, ухаживать за людьми. До конца жизни. Кто-нибудь похоронит». У Раисы навернулись на глаза слезы.

Расставались как давние знакомые. Обняла, пожелала хорошего отдыха и впечатлений. За короткое время перед глазами пробежала целая жизнь человека, близкого и очень далекого. Мы стали желать всего, что полагается в таких случаях. «Будете в церкви — закажите за меня обедню, поставьте свечку», — попросила она.

Две встречи. Две жизни. Такие разные. Лиссабон уже не казался краем света. В Петербурге все то же самое. Также хочется общения и понимания. Только на Родине.