Есть единственная в мире Встреча, не только сохранившаяся в Священной истории, но даже ставшая великим ежегодным христианским торжеством (2/15 февраля). Его славянское архаическое название — «Сретение» — так и переводится: «Встреча». Об этой знаменательной встрече, происшедшей за несколько лет до наступления календарной «новой эры», мы читаем во второй главе Евангелия от Луки. Попытаемся представить себе происходящее… Две тысячи лет тому назад пыльная дорога между Вифлеемом и Иерусалимом была, как обычно, наполнена звучными аккордами дорожной суеты, —возгласами погонщиков, криками животных и скрипом колес. Благочестивые паломники и деловитые негоцианты, суровые римские легионеры и мирные поселяне двигались по ней в обоих направлениях. Ничем не выделялась среди других и скромная чета, совершавшая свой знаменательный путь уже очень давно,  на исходе времен, именуемых теперь «ветхозаветными».

С церкви «Сретения Господня» начинаются мои петербургские хождения по святым местам. Цель этих пеших хождений в том, чтобы приобщиться к духовным истокам православия, узнать историю храмов, их служителей, традиции и примечательные факты. В процессе написания этих хождений, конечно, буду опираться на различного рода справочные материалы, но главное — это мои впечатления и мысли, вызванные посещением этих святых мест. Вполне вероятно, что эти хождения не станут одноразовыми. Ведь каждый раз, приходя в один и тот же храм, ты получаешь не только разные впечатления, но и выносишь оттуда разные мысли и чувства.

Однажды, отправившись  в путь вдоль Муринской речки, я неожиданно для себя набрел на православный храм «Сретения Господня», расположившийся на пересечении двух проспектов: Гражданского и Луначарского. Данное церковное строение было возведено взамен  уничтоженного в советские времена Сретенского храма, находившегося в Полюстрово. Та деревянная церковь была построена на средства купца А. А. Дорогина. Новый храм был заложен 5 марта 2000 года и  выстроен из красного кирпича. Проектировал эту церковь архитектор Г. Челбогашев. В силу того, что здание строилось в основном на пожертвования верующих, строительство затянулось. Храм построен в неовизантийском стиле.

Для меня открытие данного храма было полным откровением. Еще рано утром, когда я готовился к утренней прогулке, меня охватило какое-то смутное чувство томительного ожидания. В начале пути (в тот день я решил пройти по новому маршруту: от станции метро  «Просвещение» до станции «Гражданский проспект») обратил внимание на розовеющие на горизонте облака. Было где-то около семи утра. Уличные фонари еще горели на тротуарах, терпеливо дожидаясь солнечного караула.  Наконец-то небо зарумянилось красным отливом. Дорожка, по которой шел, была покрыта белым инеем. Поэтому мне казалось, что я иду по белой ковровой дорожке, усыпанной миллиардом микроскопических звезд. Когда вышел к Муринской речке, то услышал тихое пение ранних пташек. Вся природа как бы замерла в ожидании какого-то чуда. Сама речка была еще покрыта тонким льдом. Все-таки в начале марта в Питере еще не так тепло. В то утро идти было очень легко, так как боли в коленных суставах прекратились благодаря ежедневным тренировкам по ходьбе. Шел как во сне, наслаждаясь утренней тишиной и спокойствием окружающей природы. Но в тот момент, когда стал подниматься из низины Муринской речки на небольшую возвышенность, мои глаза были ослеплены пронзительно ярким пучком света. Думая, что навстречу мне выскочила машина с горящими фарами, я отскочил в сторону. Но, когда протер глаза, увидел, что был ослеплен золотистым пучком солнечного света, струящегося от креста на куполе церкви «Сретения Господня». Тогда еще не знал названия этого храма, но я как на крыльях взлетел на ту возвышенность, откуда лился на меня тот Божественный свет. И вот, когда я окончательно выбрался из низины Муринской, перед моими глазами во всей красе возник храм.

Первое, что меня поразило во внешнем облике церкви, это ее скромное убранство. В то памятное утро она стояла в каком-то молчаливом безмолвии. В такой немоте пребывал и я. И вдруг в тишине зародившегося утра неожиданно прозвучал удар колокола на звоннице. При шуме проносящихся мимо машин этот звук был едва различим, но чем ближе я стал подходить к храму, тем слышимее и зримее становился этот звук. Одиночные звуки колокола разносились по всему периметру квартала безликих многоэтажек. Целых три минуты своим басовитым голосом звучал главный колокол храма, призывая всех прихожан на праздничную службу. И люди, действительно, стекались со всех сторон к этому святому месту.

Подходя к главной лестнице, снимали шапки, крестились и кланялись.

Я застыл на лужайке, очарованный тем действием, которое разворачивалось на моих глазах. От всепобеждающего колокольного звона в моей душе стало что-то пробуждаться, как и во всем окружающем весеннем мире. Что-то теплое и необъяснимо сладостное стало разливаться по всему моему телу. Я чувствовал, как некие окаменевшие за время безверия чувства стали пробуждаться в моей душе. Вот, оказывается,  откуда  возникло во мне то томительное и необъяснимое ожидание чего-то нового.

После отдельных звуков главного колокола начали звонить и переливаться другие колокола. Это был такой радостный и неудержимый трезвон колоколов, от которого  хотелось пойти в пляс. В этих музыкальных обертонах было все: от звонкого перелива малых колоколов до одноразовых и ритмичных ударов главного. Невидимый звонарь, чувствовалось, вкладывал всю душу в эту безудержную мелодию, призывая прихожан на утреннюю службу. И окружающий мир, действительно, преображался у меня на глазах. Солнце во время этого перезвона успело вырваться из густого плена облаков и засиять во всем своем великолепии. Все пять позолоченных крестов на куполах загорелись под лучами солнца, словно пасхальные свечки. В какой-то момент я забыл о том, что нахожусь на загазованном проспекте, что мимо мчатся машины, что за спиной снова задул северный ветер, что там, в той прошлой жизни остались навсегда годы безверия и духовной слепоты. Впереди мне уже виделся иной путь.

Эта  дорога к храму воспринимается мной не как уход от земных забот и дел. Нет. Этот путь должен, на мой взгляд, ознаменоваться чем-то светлым и ясным, как тот золотистый пучок света, который меня озарил в то утро. Я почувствовал в себе некую животворящую силу созидания, которая может реализоваться в моих хождениях по святым местам.

Бог не просто пребывает в бытии, он существует в каждом из нас. Но чтобы прийти к нему, нужно очистить душу от всякой скверны. А для этого нужно совершенствовать свою душу, которая и должна предстать перед его светлыми очами. Сегодня меня дорога привела к храму. На этом пути я пришел к мысли о том, что любая религия, как бы она ни называлась, призвана в конечном счете приблизить человека к истинной вере, потому что только это и дает внутреннюю силу человеку в преодолении всех житейских и духовных трудностей. На пути к храму мы можем приобрести духовный опыт в преодолении своих человеческих страстей и слабостей. Духовный опыт приобретается через осмысление себя в этом мире, через служение чему-то более высокому и чистому, чем просто бесцельное блуждание вокруг различных соблазнов установившегося потребительского общества.

Мир технически преобразовался, но человек остался при своей душе, которая в наше техническое время подвержена опустошению, потому что в этом мире нет места духовности. Поэтому так важно найти дорогу к своему Храму, чтобы наполнить смыслом эту зияющую пустоту. Но этот путь к глубинам своей души всегда требует от человека неких усилий, преодоления, Подвига. Подвига в прямом смысле этого слова, потому что самое это понятие означает — подвинуться к чему-то более важному и значительному, что у человека есть. К духовному сосуществованию с Богом.

Церковь Петра Митрополита

Мне нравится храмовая тишина, тихое горение свеч, светящиеся лампадки, намоленные иконы, благочестивые старушки, которые всегда рады твоему приходу и присутствию, а главное — это невыразимое ощущение духовного дома. В каком бы православном храме я бы ни побывал, меня никогда не покидало это ощущение. Я пока не знаю, с чем это связано. Но уже сейчас однозначно могу сказать, что меня в православных храмах привлекает то, что никто здесь меня не воспринимает чужим, несмотря на мою восточную внешность, никто не задает мне глупых вопросов по поводу того, для чего и зачем я сюда пришел, никто не навязывается в сопроводители, никто меня не контролирует, а наоборот, дают полную свободу уединения с Богом. Именно это меня и влечет в эти храмы, именно этого уединения алчет моя заблудшая в этом огромном мире душа, именно этого мне так не хватает в суете обыденных дел.

Церковь Петра Митрополита расположилась недалеко от здания моего института на пересечении Днепропетровской и Роменской улиц. Сюда мы зашли случайно с моим деканом после празднования моего дня рождения. Я тогда еще не знал ни названия этой церкви, ни ее трагической истории, ни современного состояния.

Поднимались в главный зал по крутой лестнице. Внутреннее убранство церкви было исполнено в традиционном стиле, но уже тогда я обратил внимание на сочетание стилизованных деталей и композиции, свойственных зодчеству Древней Руси («псковско-новгородскому» стилю, а также стилю московских шатровых храмов XVI века). И в этом, наверное, ничего не было удивительного, потому что проектировал и строил это каменное здание епархиальный архитектор А. П. Аплаксин, славившийся неорусским стилем. Но задача моих хождений не в том, чтобы описывать архитектурные стили, а в том, чтобы приобщиться к источникам православной духовности, понять корни этого вероучения, познать внутреннее мироустройство подобного рода храмов.

Конечно, в тот раз мы зашли с деканом в эту церковь не просто как праздношатающиеся туристы, а, видимо, у каждого из нас был свой повод. У моего спутника — свой, у меня — мой. Я и раньше с большим трепетом проходил мимо любых храмовых мест, а после принятия крещения — это стало просто духовной потребностью.

В тот первый мой приход в церковь митрополита Петра я как бы находился в бессознательном состоянии. Я не мог сосредоточиться ни на одной иконе, не мог уйти в какие-то свои мысли, мои глаза просто блуждали от одной иконы к другой. В этом, видимо, проявлялась вся моя непросвещенность в религиозных делах. Покрестившись возле одной иконы мы, тихо откланявшись, вышли на улицу.

Во второй раз я зашел сюда уже один. Это был самый обычный день. Я устал сидеть за своим письменным столом, заниматься текущими делами. Меня все время клонило ко сну. За окном моросил противный дождь. Время тянулось черепашьими шагами, а уйти с работы не мог, потому что намечалось заседание кафедры.

Вот тогда и решил выйти на улицу и прогуляться. Ноги при этом сами довели меня до церкви Митрополита Петра. От своего института сюда я дошел за минут десять. До этого в «Википедии» вычитал, что храм, получивший своё название в честь святителя Петра Московского, был построен в 1911—1912 годах при подворье Свято-Троицкого Творожковского женского монастыря Санкт-Петербургской епархии в бывшей Московской (Ямской) слободе. Из Интернета кое-что узнал и о Митрополите Петре. Этот Святой священнослужитель прославился тем, что в страдавшей под татарским игом Русской Земле утверждал истинную веру, призывал враждовавших князей к миролюбию и единству. В 1325 году  свт. Петр по просьбе Иоанна Калиты перенес митрополичью кафедру из Владимира в Москву, что имело важное значение для всей Русской Земли. Свт. Петр пророчески предсказал освобождение от татарского ига и будущее возвышение Москвы как центра всей России. Скончался в 1326 году. По преданию, святой митрополит Петр был иконописцем, его кисти приписывается чтимая  «Петровская икона Божией Матери».

Теперь, ознакомившись с  историей этого храма, я шел сюда не как слепой неверующий, а как просвещенный православный человек. К этому знанию стремлюсь, этим знанием одухотворяюсь, этим духовно питаюсь и вдохновляюсь. Почему? Ведь жили на земле русской столько замечательных людей, которые свою жизнь отдали духовному служению. Куда же вся эта духовность подевалась? Наверное, благодаря именно таким восстановленным храмам и церквам потихоньку в России возрождается былая духовность. И, возможно, мой вклад в это возрождение состоит лишь в том, чтобы поделиться своими мыслями и впечатлениями по поводу этих святых мест.

Для меня, как оторванного от своих духовных истоков человека, это приобщение особенно важно, потому что не может индивид жить без духовных опор, без веры, без надежды, без утешения, без духовной поддержки своих братьев и сестер. Религия дает человеку больше, чем одно только вероучение в Бога. Религия дает человеку Божественный свет бытия.

Вот об этом свете и хотелось бы рассказать.

В следующий  раз,  оказавшись в церкви Митрополита Петра, в храме никого не застал. До начала вечерней службы было еще часа три. Церковь была пуста. Я встал посреди зала и вдруг оказался в пучке солнечного света. Я не мог оторваться от того места, где стоял. Свет лился на мою грешную голову, и я находился в этом нескончаемом потоке света, возносясь куда-то ввысь… А ведь на улице, пока я шел до церкви, моросил унылый серый дождь. Что же это было такое за чудо?

Храмовый свет — особый. Он лился сквозь ажурные окна каменного здания, с высоты двадцати метров. Все солнечные лучи как бы сходились на мне. Поэтому такой удивительный эффект и получился. Ради такого Божественного солнечного облучения готов приходить сюда сотни и сотни раз.

В третий раз я зашел в этот храм по пути на работу. Было обеденное время. По крутой лестнице навстречу мне с тихой и просветленной улыбкой спускался высокорослый помощник повара в белой рубахе навыпуск. Парень, кажется, страдал синдромом аутизма. Это я понял по его отстраненному взгляду поверх меня, по его запоздалой реакции на мои вопросы… Оказалось, что он работал в монастырской столовой, расположившейся в подвальном помещении. Что мне понравилось в облике этого аутиста? Его лицо выражало полную беззаботность и полноту жизни. Он, кажется, был очень доволен своим положением и жизнью. У него  было вполне конкретное дело, наставник, а главное, он был приобщен к Богу. Получив какое-то указание от незнакомой мне старушки, он со смехом побежал вниз к своим, возможно, котлам и плошкам.

В четвертый свой приход в данную церковь я неожиданно обнаружил, что здесь, на нижнем этаже, продаются свежеиспеченные хлебоизделия. Несмотря на то, что мучные изделия давно исключил из рациона своего питания, я не мог удержаться от  пышных пирожков, начиненных яйцом и сыром, и от черного пахучего хлеба. Со дня пребывания в Псково-Печерском  монастыре, где я побывал в монастырской церкви и где на дровах в печи  пекли хлеб, у меня выработалось особое отношение к монастырскому хлебу. Я и тут не удержался от покупки ломтика черного хлеба, который с удовольствием съел дома.

В пятый свой приход я оказался возле большого чана со святой водой. На крышке этого чана был выложен поднос с кружками. Можно было испить этой святой водички, утихомирив все свои внутренние страсти.

Вот так шаг за шагом стал осваивать духовное пространство еще одной церкви.

Крестовоздвиженская церковь

С красотой этого устремленного в небеса своими золочеными  куполами Крестовоздвиженского собора познакомился еще года четыре тому назад, когда перешел работать в Президентскую академию. Факультет социальных технологий расположился на Тамбовской улице, до которого удобнее всего было проехать от станции метро «Обводный канал».

К стыду своему, прожив в Санкт-Петербурге двадцать пять лет, я в принципе никогда не интересовался архитектурными строениями. Да, ходил по городу, да, смотрел на красивые здания, восхищался архитектурными достопримечательностями и довольствовался этими визуальными контактами с городом. А тут, выйдя однажды из метро,  так и замер перед парящим над всем Лиговским проспектом собором с золотыми куполами.

Первое впечатление — оно всегда самое сильное. В деталях, конечно, мне не воспроизвести все нюансы той первой встречи, но я помню только то, что буквально замер на выходе из метро и просто стоял на выходе из подземки, любуясь величавой красотой этого нарядного и праздничного собора. Первое впечатление от встречи с этим святым местом у меня было ощущение бесконечного праздника жизни. Теперь,  спустя четыре года, попытаюсь разобраться в этом особом духовном состоянии, которое испытываю перед встречей с Крестовоздвиженским собором.

Ощущение праздника и торжества жизни возникает у меня не случайно. Ведь за сотни лет  своего существования собор не раз подвергался не только разрушению времени, но и рук человеческих. И, тем не менее, его первозданная красота дошла и до наших дней.

«История собора давняя и славная  — она восходит к первым годам существования Санкт-Петербурга. В начале XVIII века на месте нынешнего Лиговского проспекта проходила старинная Новгородская дорога. Это был единственный тракт, соединявший строящийся Петербург со всей Россией. Вдоль тракта, образовав Ямскую слободу, селились ямщики с семьями. По прошению жителей слободы и по благословению архимандрита Феодосия в 1718 году Василием Федотовым, Петром Кусовым с товарищами была построена церковь. Освящена она в 1719 году наместником Александро-Невского монастыря иеромонахом Варлаамом во имя праздника рождества Иоанна Предтечи» (http://krest-sobor.ru/istoriya_sobora).

Но история церкви не столь радужна. Первая напасть, которая настигла ее, — это пожар.

«В 1730 году церковь сгорела практически дотла. В 1731 году на месте сгоревшей была поставлена часовня, купленная и привезённая с охтинских заводов. 25 февраля 1731 г. протопоп Петропавловского собора Петр Григорьев освятил престол, и часовня стала церковью. Через три года в ней появился Никольский придел, которым с 1743 г. пользовался лейб-гвардии Кирасирский полк» (там же).

Но и в этом состоянии церковь просуществовала недолго.

«Будучи построена из старых материалов, церковь просуществовала недолго: кровля стала течь, стены обветшали. В 1740 году причт и прихожане Иоаннопредтеченской церкви обратились к св. Синоду с просьбой о разрешении постройки новой церкви, каменной во имя Воздвижения Честнаго и Животворящего Креста Господня, „понеже с таковым наименованием святые церкви в Санкт-Петербурге не обретается“» (там же).

Вот на этом заканчивается «деревянный этап» в жизни этой церкви и начинается ее каменная история.

«Автор проекта церкви неизвестен. Строительство велось под руководством архитектора И. Шумахера. Храм был трёхпридельный: главный предел освящён архиепископом Феодосием 24 июня 1748 года во имя Воздвижения Креста Господня, северный (левый) во имя Святителя Николая, западный (правый) — во имя св. Иоанна Предтечи» (там же).

В строительстве новой каменной церкви все было тщательно продумано. И каждая сторона этого здания имела свое символическое значение. Рождение церкви как рождение нового человека. Только во имя воспевания имя Христа. Строилось она  с любовью и с участием не только профессиональных архитекторов и строителей, но и простого люда, который помогал денежными средствами не только материальному, но и духовному росту храма. Возможно, именно поэтому подобного рода святые места так привлекательны и обворожительны, потому что это не просто здания, а творения рук человеческих, одухотворенных высшими духовными устремлениями. Если только представить, на каком пустыре, на пересечении многих дорог, среди густого леса, была построена эта церковь, то становится понятно и то, сколько сил и любви было вложено в это храмовое строение. И замечательно то, что, несмотря на все гонения на православную церковь в советские времена, эти храмы сохранились до наших дней.

Далее началось строительство храма во имя Тихвинской иконы Божией Матери. Постройка производилась на средства петербургского купца И. Ильина. Тихвинскую церковь заложили 20 июня 1764 года за алтарем Крестовоздвиженского храма (там же).

Купцы того времени, по всей видимости, были не только очень состоятельными, но и глубоко верующими людьми. Они делали такие крупные денежные пожертвования и ради укрепления своей веры, и в знак благодарности Божьей милости, и ради прощения своих грехов. Возможно, были и другие причины, но имена тех, кто внес значительный вклад в строительство православных церквей, навсегда занесены в историю. Среди современных бизнесменов тоже находятся люди, которые стремятся вложить свои деньги в реконструкцию или строительство новых церквей. Хорошо бы описать и такие истории.

И вот, наконец, «в 1804 году архитектором Постниковым (1766— 1830) был создан проект надвратной колокольни. Постройка колокольни была завершена в 1812 году. В композицию органично вошли две невысокие часовни, соединенные с колокольней дугообразными крытыми галереями из спаренных колонн. В нишах колокольни помещаются скульптуры, изображающие Апостолов Петра и Павла» (там же).

В прошлом году во время Пасхи я был на этой колокольне вместе с одним юношей-паломником из Белоруссии. По каменным лестницам мы забирались на третий ярус, чтобы позвонить в колокола, возвещая миру о Воскресении Иисуса Христа. Когда я оказался в самом сердце этой колокольни, меня не покидало ощущение великой радости от приобщения к чему-то великому и значительному. Я беспорядочно, без соблюдения всякого ритма, звонил в колокола, радуясь, как ребенок, тому, что меня беспрепятственно допустили до звонниц. Это было так необычно и странно — стоять на колокольне, дергать за веревочки разные колокольчики, пытаясь на ходу придумать какую-то более или менее внятную мелодию. Но мне ничего не удавалось. Только тогда я понял, что быть звонарем — особое призвание.

В тот раз я заглянул в церковь святых равноапостольных Кирилла и Мефодия. Весной прошлого года с коллегой по работе проводили научно-практическую конференцию «Кирилло-Мефодиевские чтения». Поэтому  с особым интересом зашел туда, чтобы приобщиться  уже не только к религиозным, но и литературным истокам русской культуры.

Наиболее тяжкие времена для данного собора начались в советский период.

«В феврале 1932 года Тихвинская церковь была закрыта и отдана под школу; с 40‑х годов в ее помещении располагались производственные мастерские радиотехнического техникума № 2. С 1924 года по июль 1938 года собор относился к Патриаршей Церкви.

Существовал „Наказ депутатам Ленсовета XIV созыва“ о закрытии и сносе церкви в 1938 году, однако он утверждён не был. Позже ленинградское отделение объединения „Союзкинопрокат“ ходатайствовало в Ленсовет о предоставлении им здания церкви. Здание было передано Союзкинопрокату под фильмохранилище. Интерьер был искажен и обезображен перепланировкой, возведением новых капитальных поперечных стен и перекрытий. По имеющимся сведениям, в 1937—1938 гг. были расстреляны пятеро из священнослужителей Крестовоздвиженского храма.

Церковь Тихвинской иконы Божьей Матери закрыта 22 апреля 1932 года, передана под школу.
Церковь равноапостольных Кирилла и Мефодия закрыта в 1938 году.

Во время войны церковь пострадала от попадания артиллерийских снарядов. В суровую зиму 1941—1942 гг. в храм свозили умерших блокадников, лишь весной они были захоронены на Волковском кладбище» (там же).

Уже в наши времена собор стал восстанавливаться.

«Весной 1999 года митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир освятил главный придел церкви. В 2001 году был освящен южный придел — во имя свв. Царственных Страстотерпцев. Это первый в городе престол, посвященный Царю — Мученику Николаю и его Семье. В 2005 году северный придел был освящен во имя св. благоверного великого князя Александра Невского. С 2008 года за счёт средств городского бюджета идёт реставрация архитектурного комплекса собора: отреставрирована колокольня собора, позолочены купола, в 2014 году начались работы по реставрации кровли собора» (там же).

Прошлой осенью факультет с Тамбовской улицы переселили на Днепропетровскую. Окна моего кабинета теперь выходят прямо на Крстовоздвиженскую колокольню. О таком соседстве я мог только мечтать. Теперь, когда обыденность заедает, мне достаточно встать со своего письменного стола и обратить свой взор в сторону храма. И всегда, когда  я смотрю на золоченные купола этого собора, настроение меняется в лучшую сторону. Возникает ощущение праздника жизни.

Церковь Покрова Пресвятой  Богородицы на Боровой

Мне лично никогда не приходилось видеть обезглавленную церковь. Слышать — слышал, но чтобы самому лично столкнуться с таким средневековым варварством в XXI веке… Я и в мыслях себе такое не допускал. Однако на днях, после того, как у меня зародился вполне ясный замысел моих хождений по святым местам, я, к своему несчастью, обнаружил на улице Боровой обезглавленный приход церкви Покрова Пресвятой Богородицы.

На этот храм, можно сказать, наткнулся случайно. Шел от станции метро «Балтийская» к себе на работу на Днепропетровскую улицу. На дорогу ушло около часа. Чтобы не идти вдоль набережной Обводного канала, заполоненной автомобилями, шел параллельными улицами и проулками. Вначале навигатор проложил мне путь вдоль Красноармейской улицы, потом завернул на Малодетскосельский проспект, в конце этой дороги перешел Введенский канал, но далее все равно вынужден был выйти на набережную Обводного канала и, глотая весеннюю пыль, пойти в сторону метро. Но на подходе к торговому центру «Лиговка» завернул на Боровую улицу, и моему взору открылось некое обезображенное и обезглавленное кирпичное здание. Оно не было похоже на обычное городское строение, так как четыре потемневших от времени колонны выдавали в нем нечто другое. Подойдя ближе, я понял, что это какой-то заброшенный храм. Он был похож на самого затрепанного временем и жизнью питерского бомжа. Его вид был особенно жалок на фоне блистающего стеклом и мрамором торгового центра «Лиговка».

Когда я приближался все ближе и ближе к этому жалкому строению,  меня  стало охватывать какое-то гнетущее настроение. Обычно, когда дохожу до конечной точки своего пути, я испытываю чувство облегчения, а тут разом все в моих глазах поблекло и помрачнело. И чем ближе я подходил к этому поруганному святому месту, тем тяжелее и тяжелее было мне идти. Обычно, когда ты открываешь в городе новое для тебя храмовое строение, тебя охватывает некая эйфория. Ты чувствуешь себя неким первооткрывателем. Ты начинаешь любоваться золоченными крестами, куполами, звонницей, ажурными оградами, архитектурными изысками, получая от этого не только эстетическое, но и духовное наслаждение. В этот же раз все было по-другому.

Обезглавленный храм даже на фоне солнечного апрельского дня напоминал разрушенный остов некогда прекрасного духовного корабля. За более чем девяностолетнюю историю полного забвения храм из жемчужины архитектуры превратился практически в руины. Удивительно было только то, что он со дня своего закрытия в 1936 году продолжал стоять все эти лихие десятилетия агрессивного атеизма, лишенный своих куполов, колокольни и декоративного убранства.

В 1936 году храм был закрыт и передан Управлению по делам искусств. Все иезуитство данного решения состояло в том, что как бы формально тогдашняя власть следовала церковной «специализации» данного храма.

«Храм был заложен 10 июня 1890 года по проекту архитектора Н. Н. Никонова; строился с 1891 пo 1893 год для Санкт-Петербургского Епархиального Братства во имя Пресвятой Богородицы, созданного для развития сети церковно-приходских школ и поддержания традиции церковного пения» (История храма. URL:  http://www.templespiter.ru/view_cercov.php?id=222).

Здесь, если судить по историческим источникам, пели лучшие церковные и народные хоры Петербурга. Здесь же была церковно-приходская школа. Все эти традиции были заложены представителями Санкт-Петербургского Епархиального Братства во имя Пресвятой Богородицы, которое было основано в 1884 году. «Целью Братства являлось распространение грамотности и религиозно-нравственного просвещения, содействие обращению в православную веру, устройство церковно-приходских школ и библиотек, издание религиозной литературы, организация церковных хоров и т. д.» (там же). Как видим, помимо сугубо религиозных функций храм осуществляя большую просветительскую деятельность. Но в те далекие 30-е годы прошлого столетия, а потом и в последующие времена никому сохранение подобного рода традиций было не нужно. В этом смысле у храма трагическая судьба, чем-то схожая с судьбой святого мученика Вонифатия.

«Церковь имеет два престола: святого мученика „Вонифатий Римский“ Вонифатия внизу и главный престол Покрова Пресвятой Богородицы, вверху. Нижний храм святого мученика „Вонифатий Римский“ Вонифатия был освящён 12 октября 1893 года епископом Нарвским Никандром (Молчановым). Верхний храм был освящён 9 марта 1897 года митрополитом Палладием (Раевым)».

По преданиям, святой мученик Вонифатий был рабом богатой молодой римлянки Аглаиды и состоял с ней в беззаконном сожительстве. При этом оба испытывали угрызения совести и хотели как-то омыть свой грех. Как-то от своих знакомых Аглаида узнала, что если в доме хранить мощи святых мучеников, то их молитвами легче получить спасение. Тогда она отправляет своего возлюбленного Вонифатия на Восток,  где в то время шло жестокое гонение на христиан, и просит привезти мощи какого-либо мученика, чтобы он стал их руководителем и покровителем. Оказавшись на Востоке, Вонифатий стал свидетелем страшных пыток христиан. Потрясенный этим зрелищем и, «видя просветленные благодатью Господней лица святых мучеников, Вонифатий, по влечению своего сострадательного сердца, бросился к ним, целовал им ноги и просил святых молитв, чтобы и ему удостоиться пострадать с ними. Тогда судья спросил Вонифатия, кто он. Вонифатий ответил: «Я христианин», — а затем отказался принести жертву идолам. Его тут же предали на мучения… После долгих и мучительных пыток Вонифатий был приговорен к усечению мечом. Из ран истекли кровь и молоко; видя такое чудо, около 550 человек уверовали во Христа. Обезглавленное тело Вонифатия было привезено к Аглаиде. На месте его погребения она построила храм во имя святого мученика и положила там мощи, прославившиеся множеством чудес» (http://days.pravoslavie.ru/life/life6512.htm).

Обезглавленное тело Вонифатия напомнил мне и данный храм, который, получается, с 1936 г. и по сей день стоит в центре Санкт-Петербурга без своих девяти куполов. Трагична была и судьба предпоследнего председателя Братства  викарного епископа Вениамина (Казанского), позднее митрополита Петроградского и Гдовского, который был расстрелян в 1922 году. Он любил этот храм и часто служил здесь, помогал прихожанам.

И вот из такого святого места советские власти устроили промышленные цеха.

«В нём находились в разное время промышленные цеха, багетные мастерские и производственные помещения бумажного завода; после войны в нём размещалась кладовая живописно-оформительского комбината Худфонда. Здание было существенно перестроено; к концу ХХ века церковь была перестроена и внутри, лишена своего оригинального декора. Колокольня была полностью разобрана» (История храма http://www.templespiter.ru/view_cercov.php?id=222).

Мы, современники, можем теперь только догадываться о том, какое насилие происходило над этим святым местом в советские, да и в постсоветские годы. И все это с одобрения тогдашних правителей и властей. И если с советскими атеистами все, в принципе, понятно, но ведь это безобразие продолжалось и после крушения СССР. Летом 1989 года по решению Ленгорисполкома здание было передано церкви Евангельских христиан баптистов «Дом Евангелия». За более чем двадцать лет пребывания в этом храме новые владельцы практически ничего не сделали в плане реконструкции обезглавленного храма. Возможно, средств не хватало, а может быть, и желания. Возвращение этого храма к своим православным истокам началось только 19 июня 2012 г., когда церковь Покрова Пресвятой Богородицы на Боровой улице получила статус подворья Антониево-Дымского монастыря. Первая после открытия служба в храме святого мученика Вонифатия состоялась 11 августа 2012 г.

Но я об этом даже не догадывался, пока не обратился к интернет-источникам. В тот же день, когда я оказался возле этого храма, меня почему-то неуклонно тянуло вовнутрь. Но зайти в храм не решался, потому что я боялся получить еще более сильные негативные эмоции от внутренней разрухи. Когда я раздумывал «зайти — не зайти», возле этого храма крутились какие-то бродяжного вида мужики, один из которых вдруг поднялся вначале на крылечко, а потом исчез за скрипучими деревянными дверьми. Тогда я подумал, что здесь точно бомжи устроили свое прибежище и мне тут делать нечего.  Но возле храма я вдруг заметил небольшую церковную лавку, где продавали монастырский хлеб. От продавщицы и узнал, что храм действующий и что туда можно зайти.

Поднявшись на крылечко, я еще минуты две-три раздумывал, а надо ли   заходить внутрь или нет. Но, когда я все же решился открыть деревянную дверь, моему удивлению не было предела. Оказавшись внутри этого внешне обезображенного здания, я вдруг оказался перед светлым и обновленным верхним главным престолом Покрова Пресвятой Богородицы. На верхний этаж поднялся по чисто убранной мраморной лестнице, а когда оказался в главном зале, то замер от того церковного великолепия, которое увидел. Особенно от восстановленного живописного майоликового иконостаса. Прежний «иконостас был изготовлен  из цветной майолики на фабрике Кузнецова. Из майолики были сделаны и киоты. По эскизам Никонова, наряду с утварью и мебелью было также изготовлено великолепное паникадило в виде креста с разноцветными подвесками» (там же).

Здесь же увидел одну из самых красивейших икон Святой Богородицы. Она вся сияла под лучами апрельского солнца. И от нее исходила такая надежда на возрождение этого храма, что все мое мрачное состояние, в котором пребывал последние часы своего городского пути, незаметно улетучилось.

Духовное возрождение храма Покрова Святой Богородицы началось изнутри. И, видимо, это совершенно правильно, потому что вся внутренняя разруха порождает внешнюю, а внутреннее преображение обязательно коснется и внешнего. Есть храмы, которые блистают своей внешней красотой, а внутри холодно и сиротливо, а есть обезглавленные и обескровленные внешне, но зайдешь внутрь и сразу обретешь Божественную благодать.