Взяться за статью о критиках, критиканах и критикуемых меня подвиг пост в Фейсбуке петербургского поэта и художника Ирины Дудиной. «По каналу культура обсуждают Николая Гумилёва, которому 15 апреля исполнилось 130 лет. И общее мнение экспертов — он не был «гениальным» и «великим», был «ярким»… скромно так… вот уж не согласна. Недавно перечитывала всех подряд и вдруг поняла, что он для меня гениальнее, чем Ахматова и Цветаева, он интереснее, глубже, образованнее, он отразил своё время мощнее и трагичнее… просто всякие силы простовато-гламурные и запутанно-мрачные разохались, разморенные своим вкусом», — написала Ирина.
Понятно, что для современной фейсбушной аудитории стихи Гумилёва — не скандальные фотки какой-либо селебрити, но обсуждение всё-таки шло довольно оживлённо. Сразу скажу: досталось на орехи, конечно, не Николаю Степановичу, а критикам (во вполне литературных, правда, выражениях). И — поделом.
Конечно, у нас свобода слова. И назвать человека, тем более известного, великим, гениальным или слабым, средненьким — право каждого. Как критика, так и продавца супермаркета. С одной, правда, но существенной оговоркой. Надо обязательно добавлять после данной характеристики: «С моей точки зрения».
Один знакомый автора этих строк, человек интересный, обладатель диплома журфака, но к пенсионному возрасту (так уж сложилось!) не ставший даже «широко известным в узких кругах», написал предисловие к солидному по объёму сборнику состоявшегося поэта (своего однокурсника). Кстати, именно благодаря совместному обучению на факультете он и получил возможность оставить и свой след в литературе — хорошее предисловие многого стоит! — но… Подвела завышенная самооценка, свойственная, увы, многим творческим личностям.
Окрылённый доверием издателя, пенсионер основательно «завёлся», расписывая достоинства друга молодости и на голубом глазу выдал, что в четырёхстах знаках поэт смог описать то, на что у него ушло бы две тысячи. Прочитав это ваш корреспондент, помнится, возмутился: какое мне, как читателю, дело до количества знаков, используемых автором — не поэтом? Да если бы этот случай был единичным.
Настоящую медвежью услугу оказывают писателям авторы, публикующие подхалимские и часто малограмотные статьи об их творчестве, величая (особенно по случаю юбилеев) «великими», сравнивая их с классиками. Они думают, что получается здорово, интересно, на самом же деле — пошло. И когда читатель (в большинстве случаев — вполне компетентный, сам активный участник литературного процесса) смотрит на подпись под такой статьёй и напрягает память, силясь вспомнить, кто есть Пупкин (и что толкового он сам, кстати, написал?) — то просто раздражается. Не знает он литератора Пупкина! Зато знает, что живых литераторов «великими» называть не принято, а у гражданина Пупкина, как бы случайно забежавшего со «статейкой по случаю» в редакцию, нет и не будет никакого места в русской литературе. А вот у юбиляра оно — есть. Зачем же портить праздник некомпетентным словом, которое, как известно, «не вырубишь топором»!
Мне, как любителю поэзии, не нравится и другое: когда давно состоявшихся, имеющих свой голос поэтов сравнивают с классиками. Это, скорее, публичное «понижение в звании», а не комплимент. Посудите сами, кому бы пришло в голову сравнивать (в своё время, конечно) Гумилёва с Пушкиным, Блока с Жуковским, Маяковского с Евтушенко, Симонова с Тредиаковским, Исаева с Есениным? Да, я намеренно назвал фигуры первой величины, но ведь и у каждого современного поэта — свой, неповторимый голос. И различного рода ранги, на мой взгляд, раздавать просто не этично. И серьёзные поэтические критики, которые предпочтут пить чай без сахара, но никогда и ни за какие деньги не станут писать хвалебную рецензию какому-нибудь стихоплёту, никогда не заявят, что Ахматова лучше Гумилёва. Только вот голос их, увы, слышен реже составителей различных рейтингов. Наверное, потому, что объяснили бы разницу между поэтами и — стихоплётами, да графоманами, превозносимыми различными самозваными ранжировщиками, как в обеих столицах, так и в провинции.
Зато чаще и тех, и других слышны голоса добровольных критиканов. Известное дело: творческие люди — натуры сложные. Мало того, что у них, как у большинства живущих на этом свете, кроме друзей и враги имеются, так ещё и всяких завистников-ненавистников предостаточно. И в своей среде, включая «литературный предбанник», и вне её. В конце концов, каждый прозаик, поэт, публицист, сценарист, критик с кем-то учился в школе, с кем-то работал, с кем-то дружил-ругался, сходился-расходился, выпивал-куролесил. И вот кто-то из прежних знакомцев, заслышав фамилию, скажем, поэта (прозаика), саркастически улыбнётся, покачает головой и заявит тоном, не терпящим возражений:
— Да, знал я этого алкоголика (бабника, если будет идти речь о трезвеннике). Мелкая душонка, вначале что-то из себя представлял, а потом…
И при этом неискушённый слушатель будет верить словам «знакомого» (безоговорочно, к тому же, если он занимает какую-либо руководящую должность), даже не подумав спросить:
— Вы, наверное, вместе с ним пьянствовали и по женским общагам шастали?
А стоило бы! Потому как приличный человек до озвучивания сплетен никогда не унизится. Кстати сказать, в большинстве случаев всякие гадости распространяют люди, тоже мечтавшие стать писателями. Да не вышло у них! Вроде и образование хорошее, и солидная руководящая должность, часто «при творчестве» — в редакции газеты или вузе гуманитарном, и словарный запас богатый, а… чего-то не хватило. Чего — абсолютно непонятно, но — не хватило! И гложет такого червь зависти: «Вот имярек хватило, а мне, такому высокопоставленному, успешному — нет! Ну, я ему покажу!»
И показывают. Годков десять назад заметил, что на одного моего старого знакомого, хорошего поэта, начали «катить бочки» два поэта несостоявшихся, один из которых, в давние теперь уже времена ленинградского Домжура, много лет регулярно угощался пивом за его счёт. Второй же как-то, в домжуровском ресторане, воспользовавшись тем, что поэт вышел позвонить, просто-напросто быстренько съел принесённый ему обед и, ничуть не стесняясь, запил еду водкой из пузатого графинчика. Когда поэт вернулся, халявщик вздохнул: «А я думал, это мне принесли», — и смылся. Платить, при этом, не стал. Прошли года, оба неплохо устроились в жизни, и, вместо сотворения стихов занялись сочинением сплетен.
Зачем я об этом вспомнил? Да просто, чтобы показать: у каждого из «разоблачителей» — свои скелеты в шкафу имеются. И это естественно: «Но как прожить на свете без греха!», — справедливо восклицал в одном из своих стихотворений наш современник поэт Владимир Скворцов.
А творческие люди — да, они, с точки зрения формальной медицины, не совсем нормальные. Могут месяцами жить впроголодь, пока пишут повесть или рассказ, выхватить в тесном вагоне метро из кармана спичечный коробок, попросить у кого-нибудь ручку и нацарапать на маленькой картонной поверхности внезапно сочинённое четверостишие. Могут, как упоминавшийся уже Скворцов, подойти на остановке к маршрутке и прочитать водителю стихотворение о весне!
Да, с виду мы — несерьёзные люди, которые не создают материальных ценностей, не занимаются бизнесом, многие — по меркам сегодняшним — просто нищеброды-тунеядцы, даже маленьких пенсий недостойные. Но задумайтесь на минуту: именно благодаря не вполне нормальной пишущей братии человек, в отличие от животного, знает, что такое любовь. Именно благодаря литературным произведениям создаются лучшие фильмы, спектакли, песни (тут уж без крепкой литосновы никуда не деться!). Да и вообще благодаря именно сочинителям человек получает знание о мире. Даже мифы — не сказки, они на реальных событиях основаны. И всё, что произошло и происходит, в том числе и всю мировую историю, кто-то должен был когда-то записать и сейчас записывает.
И какое это счастье, когда слова ложатся на бумагу, выстраиваясь не просто в записки – бери выше! — в строки стихотворения. И происходит подобное необъяснимое наукой чудо уже много лет. И когда в свой юбилей поэт может распахнуть окно и понять: наступивший день рождения ничего вокруг не изменил, всё по-прежнему. Весна вступает в свои права, а на столе — исписанные за ночь листы. И некогда думать о возрасте, а надо быстренько допить кофе и сбегать в ближайший магазин за пачкой бумаги. А не то ведь, случись чудо, новые строки и записать не на чем будет. Хотя не раз бывало, именно на коробке у поэта умещалось целое стихотворение. А потом стихи с копеечных коробков перекочёвывали на страницы книг и журналов, на некоторые — композиторы писали музыку. В тот же исторический отрезок времени «шедевры» иных стихоплётов, записанные в солидных блокнотах, облечённых в тиснёную кожу, отправлялись, в лучшем случае, в дальний угол кладовки, а чаще — на помойку.
И никто в этом не виноват. Нельзя назначить человека поэтом. Поэтами — рождаются. И поэты — не умирают. Именно за это их при жизни обыватели частенько норовят ущипнуть побольнее.
А игры характеристиками — «гениальный», «яркий» — ничего не меняют. Гумилёв останется Гумилёвым. Блок — Блоком, Ахматова — Ахматовой. Достаточно произнести: «Поэзия Гумилёва (Блока, Ахматовой, Северянина, Надсона — список окажется — слава русской литературе! — большим)» — и всё становится ясно без комментариев и пояснений. В том числе, и критиков разного калибра (но — не Белинских!). Названа только одна фамилия — и открывается целая Вселенная! Замечательно написал Николай Доризо: «И как нелегко // перейти Рубикон, // Чтоб именем // стала фамилия!»
И тех, кто Рубикон перешёл, ранжировать не следует. Тем более, оставаясь на этом берегу.