Всё складывалось как-то сложно: времени ни на что не хватает, а долг перед близкими исполнить — дело святое. Ко Дню Победы надо привести в порядок после зимней поры могилы папы — фронтовика, мамы — ветерана войны, брата, деда, бабушки, прадеда. Последнего, Ивана Васильевича Савинова, я никогда не видел — он умер еще в 1940 году, а могила вот сохранилась. Всю жизнь, как и мой папа, он посвятил службе в армии — правда, ещё в царской. Защищал наше Отечество. Все они, как и многие другие родственники, покоятся на Богословском кладбище. Слава Богу, к вечеру 8 мая убрали с мест упокоения налетевшие прошлогодние листья, возложили живые цветы. Идем с женой вдоль кладбищенской ограды.

         И вдруг взгляд цепляется за изрядно покосившееся надгробие из черного камня, спрятанного в зарослях кустарника. На нём — короткая надпись, из которой прочитываю только фамилию — «Валк». Идём дальше, а слово всё крутится в голове. Возвращаюсь и читаю уже внимательно: «Сигизмунд Натанович Валк. 1887—1975». Ну конечно, в совершенно заброшенной могиле — и не где-нибудь в глуши, а в Санкт-Петербурге — покоится видный историк, гордость российской и советской науки. Именно такие люди, как этот профессор, поднимают на достойную высоту нашу культуру, образованность, создают общество просвещенное и цивилизованное! Я, конечно, понимаю, что науки у нас отнюдь не в части, ныне правят бал депутаты, олигархи, топ-менеджеры, футболисты… Но не до такой же степени «не в чести»… Вспоминаю профессора Михаила Павловича Ирошникова (надеюсь, первый инициал его имени исправят в «Биографике»: http://bioslovhist.history.spbu.ru/component/fabrik/details/1/24-valk.html), с которым меня связывают многолетние тёплые и дружеские отношения. Михаил Павлович — ученик Валка, о чём сам не раз мне говорил. Вот так протягивается живая нить человеческих отношений. Именно под руководством С. Н. Валка Ирошников — тогда молодой ученый, переживший блокаду и даже получивший ранение при обстреле фашистами Ленинграда, — занялся изучением советского аппарата управления, сформированного в первые месяцы после Октябрьской революции, как недавно сообщил в юбилейной статье, посвященной Михаилу Павловичу, доцент Николай Валерьевич Штыков. Но что же случилось? Почему сегодня забыли знаменитого Валка? Возникает чувство растерянности, горькое ощущение несправедливости: как же произошло, что могила выдающегося человека оказалась в таком зловещем запустении…

         Мне хочется напомнить о том, кем он был — Сигизмунд Натанович Валк. Похоже, о нём и в самом деле стали забывать, и на его странице в «Яндексе» даже фотографию перепутали — вместо Валка разместили фотопортрет Владимира Васильевича Мавродина. Тем, кто это сделал, видимо без разницы — что Валк, что Мавродин… Утешает, по крайней мере, то, что Владимир Васильевич тоже был историком. И даже хорошо знал Валка, который как ученый оказал на Мавродина большое влияние. И опять — живая нить человеческих отношений: среди известных учеников Мавродина — Лев Николаевич Гумилев, с которым мне посчастливилось встречаться и даже беседовать. Всё-таки есть некая предначертанность Провидения: в 70-е годы прошлого века, когда я работал в редакции газеты «Смена», мне присылали программы с анонсами мероприятий из Географического общества СССР, и я, конечно, не мог пропустить лекции Льва Николаевича, который в тот период был увлечен пассионарной теорией этногенеза и биосферой Земли.

         Вот сколько чувств и мыслей пробудило имя известного историка, погребённого у кладбищенской ограды. При жизни Валк, по свидетельству тех, кто его хорошо знал, сочетал безграничную преданность науке и стремление к точности и объективности фактов и оценок. Университет для него был как «своего рода светоч мира» (из письма  1915 года). Многое о Валке скажут слова историка Владимира Николаевича Гинева, который в предисловии к избранным трудам Сигизмунда Натановича, изданным Санкт-Петербургским филиалом Археографической комиссии Института российской истории РАН в 2000 году — всё-таки замечательно, что смогли это сделать! — пишет о том, что Валк — это «учёный с мировым именем, выдающийся представитель петербургской исторической школы. Несколько де­сятилетий его научная и преподавательская деятельность была связана с Ленинградским отделением Ин­ститута истории Академии наук (сейчас Санкт-Пе­тербургский филиал Института российской истории РАН) и Ленинградским университетом. Научное на­следие профессора С. Н. Валка необычайно по тема­тическому разнообразию и хронологическому диапа­зону: более 300 принадлежащих ему работ охваты­вают период от Русской Правды XI в. до Декретов Советской власти, и каждая из его работ — образец блестящего научного проникновения в суть исследу­емой проблемы». А вот — другое высказывание, в иной тональности. Пишет ученица Валка Галина Евгеньевна Павлова: «Сигизмунд Натанович Валк был человек очень скромный. Он ученик известного петербургского профессора А. С. Лаппо-Данилевского. Он нам излагал всё, что сам по крохам собирал от своего учителя. Хотя достоинства С. Н. Валка были известны всем и в Ленинграде, и в Москве, он так и скончался, не получив даже звания члена-корреспондента. А по отзывам многих учёных, он был достоин звания академика. У него была масса трудов, он был ходячая энциклопедия по русской истории».

         Профессор Валк оказался в тяжелейшем положении: с одной стороны, он получил в Советской Стране официальное признание и даже в 1945 году был удостоен ордена Трудового Красного Знамени, а с другой стороны, нельзя не видеть противоречия между его свободным и независимым — конечно, всё в пределах возможного — взглядом на исторический процесс и официальной идеологией и наукой того времени.

         Вот как представлена в приведенном выше авторитетном научном издании ситуация, в которой оказался историк Валк: «Разумеется, обращаясь в то время к советскому периоду истории уни­верситета, С. Н. Валк не мог сказать всю правду о разрушении „старой“ науки в 20-х и начале 30-х гг., об увольнениях и репрессиях „буржуазных историков“, об „Академическом деле“ 1929—1931 гг., масштабы и детали которого стали вполне известны лишь недавно, о ликвидации впоследствии большинства марксистов „школы Покровского“. Период 1918—1933 гг. по существу освещен им только в плане личных достижений крупных ученых, продолжавших работать в это время. Деятельность историков, уничтоженных сталинским режимом (таких как В. Н. Бенешевич, В. А. Бу­тенко, А Н. Шебунин и другие), С. Н. Валк рассмотреть не мог. В несколь­ких случаях он не смог уклониться и от повторения в смягченном виде официальных формул. Но по существу работа С. Н. Валка противостояла сталинскому историографическому канону, который принял наиболее оди­озные и уродливые формы именно в 1948—1949 гг. Можно сказать, что она увидела свет перед очередной идеологической кампанией и не случай­но сразу же подверглась нападкам. В передовой статье журнала „Вопросы истории“ под названием „Против объективизма в исторической науке“ утверждалось, что „проф. С. Н. Валк целиком воспринял точку зрения буржуазной историографии о наличии в дореволюционной России какой-то особой, отличной от московской, так наз. „петербургской исторической школы“… Сделав эту антинауч­ную версию отправным пунктом своей работы, автор нарисовал единую линию развития от Куторги до Преснякова и даже до Грекова и Тарле… Нечего и говорить, что в построениях автора нет ничего марксистского“. Работы С. Н. Валка (наряду с трудами С. Я. Лурье, Н. Л. Рубинштейна, О. Л. Вайнштейна, А. И. Андреева, Б. А. Романова, А. В. Предтеченского и других) подвергались ожесточенным нападкам на „теоретической конфе­ренции“ исторического факультета ЛГУ (4—5 IV 1949 г., под председа­тельством Н. А. Корнатовского) и заседании Ученого совета ЛОИИ (13—14 IV 1949 г., под председательством М. С. Иванова), посвященных „борь­бе с космополитизмом в исторической науке“».

         Несложно себе представить, какое мощное политическое, моральное, административное давление пережил Валк. Он оказался между Сциллой и Харибдой и достойно выдержал это роковое испытание. Мне ни разу не встретилось какое-либо свидетельство современников профессора, в которых ставились бы под сомнение такие его качества, как порядочность, нравственность, преданность науке. В любом социуме есть тонкий слой занимающихся исключительно интеллектуальным трудом людей. Они, может быть, не слишком расторопны и ловки в повседневной жизни, порой не очень сметливы и сообразительны в сугубо бытовых делах, непрактичны, не умеют нажить капитала. Но без них, без тех, кто образует научную элиту — совершенно неважно, в гуманитарных или точных науках, — невозможен прогресс социума, а вот его деградация, одичание абсолютно гарантированы!

         Завершить эти заметки об учёном хотелось бы свидетельством профессора Генриха Марковича Дейча, который когда-то был студентом Валка. Весной 1962 года Дейч защитил докторскую диссертацию в Ленинградском отделении Института истории Академии Наук СССР. Он сумел тонко передать человеческие черты Валка, его манеру поведения, увлечённость: «Читал он, скажем прямо, не очень эффектно. Дикция у него была плохая, и многое из того, что он говорил, просто не доходило до слушателей, потому что он ни минуты не сидел или стоял за кафедрой, а постоянно носился как вихрь по аудитории, то и дело подсаживался к кому-либо за стол или вскакивал и садился на свой стол, беззаботно покачивая своими короткими ножками. При этом он непрерывно быстро говорил, прерывая речь шутками, ироничными замечаниями и каким-то особенно заразительным смехом, во время которого очень потешно запрокидывал голову, закрывал глаза, выставляя свою небольшую козлиную бородку. Наблюдать за ним было одно наслаждение, а вот понимать все, что он говорил, удавалось далеко не всем. И тем не менее его лекции любили и охотно посещали».

         И как-то не укладывается в моем сознании: «учёный с мировым именем, выдающийся представитель петербургской исторической школы», и эта всеми забытая,  покрытая пылью и мусором каменная могильная плита…