Рано утром из Кеми, что на полпути до Архангельска, как и сталинские узники тридцатых годов ещё прошлого века (по заданию главного редактора журнала «Невский альманах»), я отправился на небольшом пароходе на легендарные Соловецкие острова. На самом великом из них находится всемирно известный знаменитый Соловецкий монастырь, основанный преподобными Зосимой, Савватием и Германом пять веков назад. И лишь 10 лет назад, спустя семь десятков лет после закрытия, монастырь получил вторую жизнь. Сегодня в монастыре несут послушание уже 45 монахов. Добраться до Соловков, даже в наше время, оказалось не таким уж простым делом. Нужно было так подгадать с поездом Санкт-Петербург – Архангельск, чтобы вовремя попасть в посёлок Кемь рано утром к отправлению небольшого судна. Трудно описать словами изумительную красоту северных островных пейзажей с незаходящим солнцем, с нежной синевой сиреневых туманов и парением огромных чаек, сопровождающих наш небольшой корабль. Это надобно видеть.

Но вот и гавань Благополучия с монастырской пристанью, за которой распростёрся главный монастырский корпус и посёлок, состоящий из лагерных бараков «СЛОН» (соловецкий лагерь особого назначения), современных коттеджей и несколько двухэтажных монастырских домов. К великому сожалению, один из них за день до моего приезда трагически сгорел вместе с двумя жильцами – старушкой и мужичком-пьянчужкой, наверное, не затушившим вовремя сигарету. Их обгоревшие черепа были с большим трудом найдены и преданы земле, пополнив собою уже и без того забитую костями узников монастырскую землю. Спаси Господи души рабов Твоих!

На острове был объявлен траур, и чуть было не отменён проходящий фестиваль авторской песни.

Надо сказать, что даже останки двухэтажного монастырского дома середины XIX-го века выглядели внушительно, выделяясь обгоревшими остовами двухэтажных печей с почерневшими дымоходами. В сумерках они напоминали батарею зенитных орудий, устремлённых в небо и как бы защищающих Соловецкую обитель от непрошеных гостей. Между тем обитель выглядела в целом празднично, поскольку вот-вот должны были торжественно переносить чудотворные раки со святыми мощами основателей обители святых Савватия и Германа из бокового в центральный предел храма Богоявленского собора. Поставив свечку и поклонившись святым основателям обители, я направился в музей-экспозицию истории обители ещё с царских времён и до организации в нём Соловецкого лагеря особого назначения СЛОН. Я поклонился героическим узникам, среди которых были такие замечательные люди, как академик Лихачёв, священник Флоренский, епископ Пётр (Зверев) и др. Я немало подивился, увидав несколько номеров научного сборника и даже театральных афиш, выходивших в первые «демократические» годы существования лагеря до ужесточения режима и превращения его в обычную тюрьму. В то замечательное время были даже два театра (в главном монастырском  корпусе  –  «ХЛАМ» и  на  острове Анзер  – «СРАМ»). По воспоминаниям очевидцев, первые годы лагерь существовал для образцового перевоспитания интеллигенции и других социальных слоёв в духе коммунистической идеологии. В это счастливое время условия жизни в лагере были относительно сносные. Но уже к 1937-му году режим резко ожесточился, и лагерная обитель превратилась в обычную тюрьму.

Теперь – о главных скитах монастыря (кстати сказать, от слова скит, скорее всего, происходит слово скитаться, т. е. ходить в поисках места успокоения, упокоения и молитвы а совсем не бродяжничать, как нас учили в совдепии.)

Наиболее известные скиты находятся на острове Анзер и на Секир-горе. На первом был лагерный госпиталь, в который, если кто попадал, живым не выходил. В нём «залечивали», как правило, до смерти. Бездыханные и несчастные тела больных узников руками ещё живых сбрасывались в общий ров за госпиталем и поспешно забрасывались землёй.

Особенной жестокостью славился штрафной карцер на Секир-Горе. Живыми выходили оттуда очень редко. За малейшие провинности выносился «расстрельный приказ». По рассказам чудом выживших очевидцев, не расстрелянных  штрафников  зимой  держали в неотапливаемом помещении на каменном полу карцера-скита в нижнем белье босиком. Чтобы заживо не замёрзнуть ночью, несчастные узники укладывались на каменный ледяной пол специальным живым штабелем из тел. Так, что тепло было в центре, а периферия промерзала до тех пор, пока не происходило её перемещение к центру. Многие не выдерживали такое, так что подвал карцера зимой был набит битком промёрзшими трупами несчастных. Они постоянно пополняли своими умученными телами подножье Секир-Горы, где только совсем недавно был установлен поклонный памятный крест. Зверствам и издевательствам чекистов не было предела. По рассказам оставшихся в живых узников, особо провинившихся в летнее время связывали с бревном и спускали вниз с вершины Секир-Горы по лестнице до самого подножья. Бывало, узников привязывали на сутки голыми к дереву «на комарика».

В истории лагеря было немало примеров духовного противостояния неумолимой сатанинской силе лагерного начальства и обычным охранникам. Среди священства нельзя не вспомнить отца Петра (Зверева). Его внутреннее благородство мудрость и духоносность были столь сильны, что перед ним невольно снимали шапки не только отпетые уголовники, но и лагерное начальство. Закончил он пребывание в этом мире в госпитале на острове Анзер, ухаживая за тифозными больными. По рассказам очевидцев, почувствовав на себе признаки тифа, о. Пётр без посторонней помощи сам лёг на пол палаты тифозных смертников и, повторяя молитвы, тихо почил, сжимая в своих руках православный крест. Через месяц группа узников-священников тайно вскрыла ров, куда были сброшены трупы тифозников. В отличие от всех почерневших несчастных тело отца Петра было светлым, а лицо просветлённым. Причисленный в наше время к новомученикам, о. Пётр захоронен не далеко от лагерного госпиталя о. Анзер Соловецкого архипелага.  Надо сказать, законы  Соловецкие  были совсем  не «советские», как говаривал начальник лагеря чекист-изувер Ноздрёв. Личная жизнь в лагере была вне закона. Интимные отношения между узниками были категорически запрещены. Однако жизнь, как говорится, брала своё, так что были случаи рождения «детей лагеря». Но они отбирались у матерей и вырастали в лагерном специнтернате и, если выживали, становились охранниками. Бывали трагические случаи, когда они в неведении расстреливали своих собственных матерей. Сбежать из лагеря было практически невозможно. Хотя и был единственный уникальный случай, когда два смельчака-лётчика сумели захватить самолёт-глиссер и улететь на материк. Перед этим дерзким поступком они сумели уговорить механика резервного самолёта разобрать якобы для профилактики его двигатель. Смельчаки, попав на материк, благополучно перебрались в Финляндию и рассказали всему миру всю жестокую правду о Соловках. После чего Сталин приказал привезти на Соловки М. Горького, чтобы он написал «хорошую» статью об образцовом положении заключённых  для успокоения  мировой общественности.

И это великий пролетарский писатель сделал, хотя и получил информацию от подростка о действительном положении заключённых. К сожалению, у Алексея Максимовича не нашлось ни физических, ни духовных сил сказать миру правду и, скорее всего, самому стать узником. Он не использовал  возможность подтвердить звание великого русского пролетарского писателя и не смог стать духовным новомучеником российским, подобно А. Солженицыну. Ну, да Бог ему судья.

Реальные и конкретные примеры торжества духовного начала в человеке особенно важны для молодого поколения в наше послеперестроечное смутное время прагматизма и беззастенчивой наживы. Время безверия, маловерия или лукавой моды на веру. Время правления сыновей и внуков всё ещё тех оголтелых, одержимых большевизмом наших, с позволения сказать, сородичей, чекистов, номенклатурщиков – «партайгеносцев» с их прислужниками. Вовремя перекрасившихся под «демократов», получивших от «своих» оборотные капиталы, украденные у народа различными хитроумными способами.

Надо сказать, что сегодняшние методы управления народом, по сути своей, пока ещё мало отличаются от лагерных. Та же неограниченная явная или скрытая денежная информационная и чиновничья власть «демократического» меньшинства аппаратчиков. При этом – оберегаемые ими олигархи-прагматики щедро подкармливают это продажное племя. Как и испокон веков, оно нагло обирает большинство народа и цинично шикует в своих дворцах и коттеджах. Оно бесстыдно красуются на закупленных ими ТВ-каналах под аккомпанемент купленной ими на корню культурой.

А теперь немного арифметики. На Соловках в период СЛОН (с 1925 по 1936 год) большевистской системой было уничтожено около миллиона наших инакомыслящих соотечественников. В наше лихое время «демократическим» аппаратом так или иначе примерно такое же количество «инакомыслящих» соотечественников умерщвляется в течение каждого года. И это продолжается вот уже немало послеперестроечных лет.  Изощрённость, циничность и масштабность при этом не идёт ни в какое сравнение с лагерной. Судите сами: подавляющее большинство народа получают преступно низкие зарплаты и пенсии. В отличие даже от самых небогатых стран Европы люди до сих пор ещё содержатся в камерах-коммуналках с общей парашей-туалетом и коммунальными межкамерными дрязгами. Или в крошечных казематоподобных квартирках-хрущёвках с совмещённым туалетом. А отдельных «безответственных» граждан за неуплату за эти замечательные камеры и казематы цинично, а честнее сказать – преступно, выбрасывают в ещё более жалкие жилища. И делается это уже не для коммунистического, как ранее, а для их рыночного «перевоспитания», а на деле, для окончательного уничтожения.

А чуть появившийся, ещё не уверенно стоящий на ногах класс малых предпринимателей и семьи молодых специалистов? Они вынуждены быть затянутыми в грабительские кредиты жилищных и автомобильных ипотек. Это, можно сказать, ещё относительно «счастливая» часть обворованного, обобранного и униженного населения, а лучше сказать, узников современного государства. Были такие и на Соловках. Они имели некоторые деньги, которые давали им относительную свободу в передвижении по лагерной зоне.

И уж совсем трагична участь пенсионеров – дедов и бабушек, руками которых мы, да и многие народы Европы, были буквально спасены от унижения немецкого рабства. Здоровье и жизнь этих людей были самоотверженно отданы на возрождение, развитие и преуспевания экономики и обороноспособности нашей страны. Так вот, именно они, эти героические люди, сегодня влачат жалкое существование. Они получают мизерные пенсии. Они получают жалкие подачки в виде социальных пособий, унизительно выстаивая для этого с раннего утра в вонючих собесах.

И всё это – на фоне неслыханного достатка ничтожного меньшинства, нагло присвоившего в личное пользование природные богатства и недвижимость, принадлежащую всему народу.

На Соловках этот достойный героический слой россиян, на которых, по сути, и держалась вся великая дореволюционная Россия, представляла так называемая «контра». Это зажиточные трудяги – крестьяне-кулаки, это недобитые белые офицеры, священнослужители, учёные, артисты и коммерсанты, инакомыслящая интеллигенция, рабочие и служащие. Были в лагере и инвалиды, которые, попав в лагерные условия, быстро погибали, так как они не представляли для лагеря никакой пользы.  Точно так же, с таким же неприкрытым цинизмом поступают  с инвалидами  и  ветеранами различных «справедливых» и не очень справедливых войн и в наше замечательное время. Целая армия недорезанных и недовзорванных, искалеченных физически и особенно нравственно молодых людей брошена государством с мизерной пенсией на произвол судьбы. Чтобы выжить, они вынуждены унизительно попрошайничать в сырых туннелях и станциях метро многих городов России. Ни в одной цивилизованной стране этого позора вы не увидите, соотечественники демократического лагеря постперестроечной товарно-рыночной эпохи. Эпохи торжества «золотого тельца» с нечеловеческим лицом.