75 лет со дня окончания Ленинградской битвы отметили скромно и достойно. Наверное, так и надо.  К мемориалам возложили цветы. В семьях вспомнили ветеранов и блокадников. О том, что память о Подвиге чтут, свидетельствует реакция граждан страны на неуместную выходку богатой дамочки с неоднозначной репутацией, «пошутившей» на тему ленинградской блокады. А если учесть, что ранее достойный отпор как в реальном, так и в виртуальном пространстве получили власовцы да ревнители памяти одного из душителей Невской твердыни – Маннергейма, можно с уверенностью сказать: наше общество здоро́во. Если же на поверхности людского моря взбивается, пусть порой и густой «шапкой», мерзкая пена, это не должно особо удивлять. В любой стране найдётся как минимум два-три процента негодяев. Что уж говорить о просто плохих и не обременённых интеллектом и воспитанием людях. Известно ведь: деградировать гораздо легче, нежели совершенствоваться. А порой – ещё удобнее и приятнее. Выгодно и напрягаться не надо!

Удивляет другое: как легко порой вышедшие из мутной пены люди легко попадают в различные экспертные советы, большие да малые жюри премий/конкурсов/фестивалей, определяют, что смотреть и читать обществу. «Патриотизм нынче не в тренде», – доверительно совершила мне недавно постоянно вращающаяся в высоких кругах московская дама, сама, кстати, весьма бережно хранящая фронтовые награды деда.

Спорить я не стал, тем более что жизнь, увы, подтверждает правильность её слов. Только усилиями энтузиастов да общественников появляются в городе мемориальные знаки да памятники, посвященные героям военной поры. А сколько достойных имён ещё не увековечено? Позволю себе напомнить – вдруг какой-нибудь чиновник высокого ранга случайно прочитает эти строки да озаботится «пробить» хотя бы мемориальную доску. Благо 75-летие Великой Победы совсем близко! И, увы, ушли последние ветераны тех далёких событий – не будет больше в школах и музеях Уроков Мужества с их участием. Даже казавшийся вечным Григорий Васильевич Юркин уже два года не водит  мальчишек в январе на крышу дома на Миллионной улице (того, что выходит фасадом на Марсово поле). Не рассказывает, как вечером 19 января на 20 часов был назначен на Марсовом поле артиллерийский салют – двадцатью четырьмя залпами из трёхсот двадцати четырёх орудий, в честь того, что войска 42-й армии и Второй ударной, разгромив гитлеровцев, соединились в районе Русско-Высоцкого. Значит, блокаде конец!

Да… любил рассказывать про это день капитан в отставке Юркин. Вспоминать, как все ленинградцы ликовали. И как ему комполка поручил со взводом солдат участвовать в салюте. Вооружённые ракетницами, бойцы 4-го Инженерно-противохимического полка разместились на указанной им воинским начальстве крыше дома и, по команде, выпустили свои ракеты в небо, будто вздрогнувшее от орудийных залпов. Солдатам хорошо было видно с крыши, как на улицах и набережных люди обнимались, целовались, поздравляли друг друга с победой!

Сто с половиной лет прожил Григорий Васильевич Юркин. И каждый год находил время встречаться со школьниками, курсантами, солдатами. Но в августе 2017-го мы простились с ветераном на Серафимовском кладбище. Хорошо, что после него остались две книги воспоминаний – документальных свидетельств воина, блокадника, просто честного человека.

Прекрасно понимая, что человеческий век имеет предел, всю свою жизнь после блокады многие ленинградцы посвятили составлению – по памяти, по имеющимся документам – блокадной летописи. Среди них, увы, также и ушедший от нас Юрий Иванович Колосов. Ученый-химик и педагог, автор солидных научных монографий, отличник народного образования, одновременно – серьёзный историк, научный консультант нескольких теле- и кинофильмов, посвящённых  Ленинградской битве. Автор исторического сценария «Синемафонии 7-й симфонии Д. Д. Шостаковича» (демонстрация «Синемафонии» с большим успехом прошла в европейских городах, в том числе в Лондоне, Риме, Милане).

Зимой 1941–42 годов 14-летний Юрий Колосов строил укрепления внутреннего пояса обороны Ленинграда. Был ранен, полгода провёл в госпитале. Прошли десятилетия, и он стал одним из создателей единственного в мире музея «Книги блокадного города».

В 1992–96 годах Юрий Иванович работал заместителем директора, директором Государственного мемориального музея обороны и блокады Ленинграда. Возглавлять музей ему довелось в годы, самые тяжёлые для сохранения Памяти. Страну лихорадили экономические псевдоэксперименты, ловкие ребята занимались прихватизацией недр,  «лесов, полей и рек», а псевдоисторики выпускали «труды» о Второй мировой, объявляя наши жертвы напрасными, а Победу чуть ли не случайной. В общем, у народа пытались отнять Подвиг и скорректировать Память.

В этой сложнейшей обстановке одни выживали, другие наживали. А такие,  как Колосов, сохраняли и сохранили для будущих поколений Правду о блокаде, мужестве ленинградцев. И  в городе-герое их оказались сотни! Старые, но сохранившие верность знамёнам Победы  люди вышли  на свой последний бой против лжи, равнодушия, забвения, черствости – и победили. Не имея денег, связей, здоровья… Эта удивительная битва заслуживает отдельной книги.

Честь и слава им, нашим незнаменитым землякам-ветеранам, сохранившим и пополнившим  экспозиции. Таким, как Юрий Иванович Колосов – в музее блокады. Или уже упоминавшийся мной Григорий Васильевич Юркин – в музее спортобщества «Динамо», писавшим воспоминания, лежа на больничной койке. И таким, как отставные офицеры Александр Михайлович Шибаев и Борис Алексеевич Васильев, находившим силы выступать перед молодёжью, Или таким, как участники штурма рейхстага Иван Петрович Орлов и Иван Фролович Клочков. Они сохранили нам память  о том, как жил, боролся и победил город-фронт!

Конечно, военные дни и годы всё дальше. И ленинградская блокада – событие первой половины ХХ века. Но мы и в  XXI веке продолжаем говорить и вспоминать о ней. Называть новые имена защитников города. Зачем? Кому нужно это славное прошлое? Современникам?

И современникам тоже. Но в первую очередь – тем, кто делает первые самостоятельные шаги в жизни. Не в качестве назидания – в качестве примера. Мужества. Умения выстоять в сложнейших обстоятельствах. Пусть задумаются, сколь развито было чувство собственного достоинства у их дедов-прадедов. Приведу только несколько историй блокадной поры.

Судьба медали

Медаль «За оборону Ленинграда» – одна из самых известных наград Великой Отечественной. О ней написаны стихи, сложены песни. Это была действительно награда за мужество и героизм.  Но, оказывается, ею, как и Звездой Героя, награждали посмертно. Об этом свидетельствует судьба медали № 21925.

…Когда началась война, 35-летний инженер завода имени Козицкого Николай Павлович Тужик мог избежать призыва — как ценный сотрудник, знавший к тому же несколько иностранных языков, он имел бронь. Но коренной петербуржец и представить себе не мог, что он будет отсиживаться в городе, пока его товарищи, отправившиеся записываться в народное ополчение, будут воевать с фашистами. Попрощался с женой Еленой, и отравился в родной Василеостровский военкомат. Вскоре ополченец Тужик уже воевал на Лужском рубеже. Потом — с боями отступал к Ленинграду. А в  сентябре его дивизия заняла оборону в районе Пулковских высот на рубеже Горелово — северная окраина Константиновки — Верхнее Койрово — Пулково. Вчерашние ополченцы, ставшие красноармейцами отбили все атаки гитлеровцев и не позволили им занять Пулковские высоты.

Бой в ночь с 12 на 13 октября 1941 года у деревни Каменка на Пулковских высотах стал для Николая Павловича последним.  Прервалась связь между его 119-м полком и штабом 13-й дивизии. Под огнём противника Тужик смог пройти по линии, найти разрыв и восстановить оперативный телефонный кабель между штабами полка и дивизии, но при этом, как напишут жене, «в бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был убит».

Сколько таких отважных петербуржцев-ленинградцев осенью 1941-го полегло на Пулковских высотах, на других передовых участках фронта, наверное, подсчитать уже невозможно. Именно благодаря их мужеству и выстоял город. К сожалению, могила на кладбище деревни Каменка, в которой похоронили бойца, была разрушена в ходе боёв. Жена Елена и девятилетняя дочка Лиза остались, как и многие ленинградские женщины, без самого близкого человека. Но в страшную зиму 1941-го Елена Фёдоровна, прижав к груди дочку, согревалась у буржуйки не только её теплом. Она перечитывала письма и стихи мужа. И становилось не так холодно.

Да, Николай Павлович был поэтом. В своё время оба они, увлекавшиеся катанием на коньках, познакомились зимой на катке в Юсуповском парке. И молодой человек стал посвящать девушке свои стихотворения. Потом писал их уже жене, дочке. Николай Павлович несколько раз порывался показать свои произведения серьёзным, признанным поэтам, но всякий раз откладывал это дело «на потом». Стихи были очень личные. И вот теперь они поддерживали жизнь его семье.

Жена и дочь пережили зиму и решили никуда не уезжать из Ленинграда! А 22 декабря 1943 года Елену Фёдоровну Тужик неожиданно пригласили в Смольный. Там ей вручили медаль «За оборону Ленинграда», которой Николай Павлович Тужик был награждён посмертно. Комполка не забыл подвиг красноармейца.

Награда эта с тех пор хранится в семье Елизаветы Николаевны Тужик как самая дорогая семейная реликвия. А вот стихотворения Николая Павловича не сохранились. В 1978-м, перед смертью, Елена Фёдоровна сожгла все письма и стихи. Мир не узнал поэта Тужика, но потомкам остались медаль и Память о настоящем герое.

 Ей было всего лишь тринадцать

Пятнадцать тысяч детей и подростков были награждены медалью «За оборону Ленинграда». Это был неожиданный для врага резерв города-героя! Гитлеровские генералы не могли и предположить, что помимо солдат и ополченцев на пути их намерений встанет ещё и «детская дивизия». Места отцов и братьев, матерей и сестёр, ушедших на фронт или погибших в блокадном городе, в дружинах МПВО, совхозных и рабочих  бригадах, заняли ленинградские мальчишки и девчонки. В их числе была и ученица школы № 218 Куйбышевского района Галина Уварова. Медаль она получила в тринадцать лет, в ряды защитников города встала в одиннадцать.

Талантливый поэт, блокадный подросток Юрий Воронов написал прекрасные строки:

«В блокадных днях

Мы так и не узнали:

Меж юностью и детством

Где черта?

Нам  в сорок третьем

Выдали медали,

И только в сорок пятом —

Паспорта».

Паспорт Уваровой выдали после победного сорок пятого. А вот медаль «За оборону Ленинграда» вручили действительно в сорок третьем. Согласно решению Исполкома Ленсовета № 105 п.12  от 18 декабря 1943 года. С тех пор она была уже не девочка Галя, а Галина Константиновна Уварова, кавалер государственной награды СССР!

О многом могла бы рассказать сегодня  Галина Константиновна, в замужестве Коровичева, но время неумолимо: вслед за фронтовиками уходят уже и дети-блокадники. Ещё в 1993-м ушёл из жизни поэт Юрий Воронов.  Много лет как нет и героини этого материала.

Когда началась блокада, Гале было десять лет. Что такое война, она, росшая на улице и дружившая с местными мальчишками-сорвиголовами, поняла очень быстро: играть на родной Серпуховской улице стало небезопасно. Бомбёжки, артобстрелы… После сигнала воздушной тревоги стайки ребят быстро разлетались. В основном все прятались в бомбоубежище. А Галя чаще всего бежала домой. Они с мамой, отчимом Андреем Аксёновичем и двоюродной сестрой Евдокией старались держаться вместе.

Вместе вставали в центре комнаты, крепко обнявшись, и так пережидали фашистский авианалёт. И отчим успокаивал: дескать, бомба прошивает насквозь первые пять этажей, а мы живём на четвёртом. И Галя успокаивалась. Ей почему-то и в голову не приходило, что, прошив несколько этажей, бомба всё же взорвётся на первом или в подвале…

Всю блокаду она провела в родном городе. И самая страшная блокадная зима 1941–1942 годов запомнилась Гале не только голодом. Не только тем, что мать — повар в столовой,  НИЧЕМ не могла подкормить дочку. Разве что разрешала выскребать котлы, уже вычищенные почти до блеска во время раздачи скудной пищи. У Гали, таким образом, хоть ненадолго создавалось ощущение сытости. Зима запомнилась пустотой домов. В их доме и в окружающих его зданиях было множество пустых, незапертых квартир. Большинство хозяев, как считалось, умерли.

Передвигавшийся с помощью лопаты (одновременно выполнявшей функции палки) исхудавший дворник часто предлагал при встрече Галиной маме Марии Ивановне:

– Походи по квартирам, Ивановна, возьми, что захочешь. Может, на еду для дочки сменяешь! Посмотри, какая она стала худющая!

Но мама не была приучена брать чужое, и Галю так воспитывала. Так что они продолжали голодать. Жили бедно.  Как не умерли — наверное, просто была не судьба. При этом девочка хорошо училась и не пропускала школьных занятий, пока они не прекратились из-за отсутствия не только большого количества учеников, но и учителей. Но Галя к концу учебного года, кроме знаний по математике и русскому, усвоила правила тушения зажигалок, а также рытья окопов и обустройства различных оборонительных сооружений. И тем, и другим ей приходилось заниматься с осени вместе с другими школьниками. Дежурили наравне со взрослыми. Да и ей уже исполнилось одиннадцать. По мирным меркам — ребёнок, по блокадным — вполне подходящий по возрасту для защиты города во внутренней черте обороны доброволец!

Весной семья вздохнула свободнее: дружно принимали участие в уборке города, веря: худшее — позади.  Весна! Можно разводить огороды, сажать картофель, овощи.

Галя и сверстники из рассказов школьных учителей и родителей знали, что есть поля русской воинской славы — Бородинское, Куликово, на которых  русские воины с оружием в руках  отстаивали независимость своей страны, но они и подумать не могли, что местом битвы не на жизнь, а на смерть может быть обыкновенное картофельное поле или же — засеянное капустой.

А так и оказалось! Для находящегося в блокадном кольце города каждая картофелина была даже не на вес золота — ценой жизни. И, может быть, не одной. В Решении №52 п. 39 Леноблисполкома и Бюро обкома ВКП(б) от 30 мая 1942 года указывалось: «…Мобилизовать в помощь колхозам и совхозам для проведения прополочных и уборочных работ… учащихся вузов, техникумов и школ…» Это — в основном про Галю и таких же, как она, школьников. Причём про всех! Потом это конкретизируют в Решении № 69 п.1 Ленгорисполкома от 18 июня 1942 года: «…До 25 июня распределить по крупным подсобным хозяйствам и направить на прополку овощей школьников 6–10 классов, неиспользованных для этих целей в овощных совхозах…»

Ленгороно издал более конкретный приказ № 145 от 20 июня 1942 года: «В соответствии с Постановлениями СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 13 апреля и Исполкома Ленгорсовета депутатов трудящихся и Бюро горкома ВКП(б) от18 июня 1942 г. о мобилизации учащихся 6–10 классов средних и неполных средних школ г. Ленинграда на прополку и поливку посевов овощей и посадку рассады в совхозах и подсобных хозяйствах, приказываю: Заведующим РОНО обеспечить с 19 июня направление в совхозы учащихся 7–10 классов согласно прилагаемого списка, остальных учащихся направлять по требованиям райисполкомов по согласованию с гороно с 20 июня…»

И  четвероклассница Галя Уварова стала бойцом трудового фронта. Ну не было у Ленинграда другого резерва, да и дети не хотели сидеть сложа руки. Сделать всё возможное для разгрома врага! Пусть читателю не покажется, что для мальчишек и девчонок полевые работы стали своего рода развлечением, сочетанием приятного с полезным — трудотерапией на природе. Немцы также прекрасно понимали, что голодающие ленинградцы попытаются использовать лето, чтобы вырастить урожай овощей и картофеля  — и не упускали случая бомбить и обстреливать поля.

Порой работать было просто страшно: налетит фашист, а прятаться-то некуда! Некуда и бежать — открытая местность! Но дети, преодолевая страхи, научились пренебрегать опасностью и трудились, забывая об отдыхе. В любую погоду старались выполнить норму. Где теперь эти поля детской славы? Сохранить бы хоть одно для потомков, а посередине — прямо под нашим преимущественно серо-свинцовым небом – поставить памятник школьникам.  Хранятся же в музеях противотанковые «ежи», блокадные радиотарелки, метрономы, суточная норма питания – крохотный кусочек хлеба. Сколько взрослых жизней в Ленинграде спасли огрубевшие к осени мозолистые руки Гали и её сверстников? У скольких солдат на фронте хватило сил добить врага в рукопашной схватке благодаря детскому бесстрашию и самоотверженному труду? Кто считал? Наверное, никто. Да и не до того было.

После войны она получила высшее медицинское образование — стала врачом-стоматологом. После вручения диплома Галину, как вспоминал ее муж, отправили работать в деревенскую глушь, в Новгородскую область. Спать было негде — кровать нашли на улице и привели её в относительный порядок. Но жена только улыбалась. Что это за испытание для блокадного подростка! Даже не цветочки. Не то, что ягодки!

Всю жизнь старалась совершенствоваться в своей профессии. И достигла в ней немалых высот. Достаточно сказать, что к началу восьмидесятых стала негласно считаться стоматологом номер один в городе, работала в больнице № 31 имени Свердлова. Среди пациентов — Григорий Васильевич Романов, Лев Николаевич Зайков, Владимир Яковлевич Ходырев… А она никогда не зазнавалась, оставалась такой же доброй, отзывчивой. Как в трудные школьные годы, умела дружить. И когда после «свердловки» работала в других медучреждениях, получала только благодарные отзывы от больных.

Про всё это её супруг – Борис Константинович Коровичев – записал в особой тетрадке для потомков, у них ведь двое внуков, правнуки. Пускай знают, какая у них была замечательная бабушка Галина Константиновна.

«Сумасшедший красный машинист»

Василий Михайлович Елисеев был опытным машинистом, на дороге с 1932-го, поэтому вёл поезд ночью из Ленинграда в Волховстрой предельно осторожно. Немцы открыли огонь, снаряды взрывались близко, и было слышно, как осколки били по вагонам. Другой бы запаниковал, но Елисеев был не только хорошим машинистом, но и обстрелянным на финской войне красноармейцем, поэтому, сохраняя хладнокровие, продолжал свой путь. Впереди, на обочине, лежал разбитый паровоз. При подходе к нему обстрел ещё усилился. Василий Михайлович удвоил внимание, и вдруг заметил выскочившего  из–под лежащего паровоза солдата. Он подавал какие-то сигналы.

«Сейчас разберёмся»,— подумал Елисеев, снизил скорость километров до четырёх и начал прислушиваться: что кричит солдат.

– Эй! Путь разбит! Слышишь? Путь разбит впереди! Нельзя ехать!

– Слышу! – громко, скорее самому себе, ответил машинист и начал размышлять: «Что делать? Остановить поезд – фрицы разобьют, местность открытая, значит…»

Опытный был машинист Елисеев, в финскую даже бронепоезд водил. Не зря его бригаду недавно перевели в 48-ю колонну особого резерва Наркомпути. Тихонечко двинул состав Василий Михайлович вперёд, включил фары. «Ага, вот и опасность! — машинист увидел, что в одном месте путь приподнят от взрывов снарядов, кругом воронки. — А мы аккуратненько…»

Очень осторожно провёл поезд Елисеев, и только когда убедился, что последний вагон миновал опасное место, пустил состав с нормальной скоростью.

…С первых дней войны бригада машиниста Елисеева водила поезда на участке Ладожское Озеро – Ленинград. В первую суровую блокадную зиму в городе действовала единственная 5-я ТЭЦ. Эта ТЭЦ позволяла в осаждённом городе выпекать хлеб, работать предприятиям. Бригада Елисеева первой привела для неё двойной состав торфа. В течение пяти месяцев Елисеев не покидал депо и водил под бомбёжками тяжеловесные и скоростные поезда, вывез с мест заготовок около двух миллионов тонн топлива для электростанции. И теперь, уже на «Дороге Победы», Елисеев вновь проявил себя. Поначалу он, как и другие машинисты, водил составы только по ночам — опасности было меньше.

– Но вот, что я, ребята, думаю, — сказал он как-то помощнику и кочегару, собрав их в кабине на импровизированную «летучку». – Теперь мы поведём поезд из Ленинграда в Волховстрой днём!

И Елисеев повёл первый дневной поезд. Этого фашисты не ожидали. Однако вскоре поняли что к чему, начали обстреливать состав. В Волховстрое Василий Михайлович  деловито осмотрел паровоз и весь состав:

– Ну и нормально, – сказал он помощнику. – Ни одного прямого попадания. Вот эти несколько дырочек в паровозе сейчас заделаем — и в обратный рейс.

В дальнейшем дневные рейсы вошли в практику колонны, и с февраля 1943 по январь 1944 года в Ленинград было проведено около 500 составов с грузами.  Интересный факт: в 1943 году немецкий военный журнал «Адлер» писал: «Ландшафт дороги, по которой сумасшедшие красные машинисты водят поезда в осажденный город, скорее напоминает лунный, чем земной». Ничего. На удивление врагам, справлялись!

Живой факел

Состав с продовольствием шёл по Дороге Победы. В это трудно было поверить, но в январе 1943-го, после прорыва блокады Ленинграда, в кратчайшие сроки, за 13 суток (!) была построена  железная  дорога  «Шлиссельбург  – Поляны» с мостовым переходом через Неву (с 19  января  по 2 февраля).  2 февраля по ней прошёл пробный поезд в направлении «Поляны –  Шлиссельбург », а  утром 5 февраля со станции  Волховстрой  отправился первый состав с продовольствием в Ленинград.

Новая магистраль проходила всего в нескольких километрах от позиций немецко-фашистских войск и потому постоянно простреливалась и подвергалась налётам вражеской авиации. Но железнодорожники постепенно привыкли всё время быть начеку – война! – и  отправлялись в  опасные рейсы как на самую обычную работу.

«Только бы проскочить, — думал главный кондуктор Ефимов, прислушиваясь к далёкой артиллерийской канонаде. — Вроде, под артобстрел не попали. Теперь главное до Шлиссельбурга под фашистские бомбы не угодить».

Под стук колёс Иван Ефимов вспоминал своё житьё–бытьё.  Потомственный путеец,  в неполные семнадцать лет, с апреля 1936-го  Ваня начал трудиться на железной дороге. Потом служба в Красной армии, в погранвойсках. Война. К февралю 1942–го он уже был  командиром расчёта станкового пулемёта, младшим сержантом. Может быть, стал бы уже Иван Иванович и офицером, а как знать,  может быть, и героем к тому же – воевал Ефимов хорошо. Да вот незадача – весной прошедшего, 1942 года,  согласно распоряжению Государственного Комитета Обороны СССР об отзыве железнодорожников из армии, флота и пограничных войск, Ефимов был демобилизован. И вновь он на магистрали – главный кондуктор колонный паровозов особого резерва № 46 Народного комиссариата путей сообщения.

Хотя, конечно, Москве и Верховному Главнокомандующему виднее. Из газет Ефимов знал, что 25 марта 1942  года ГКО принял постановление «Об НКПС» и Наркомом путей сообщения вместо Лазаря Моисеевича Кагановича, который, как указывалось в постановлении, «не сумел справиться с работой в условиях военной обстановки», был назначен заместитель наркома обороны, начальник тыла Красной  Армии  генерал-лейтенант Андрей Васильевич Хрулёв. В марте и апреле 1942-го  генерал-нарком осуществил крупные мероприятия по улучшению движения поездов, созданию устойчивой работы транспорта, рациональному размещению и использованию подвижного состава. Была повышена и заработная плата железнодорожникам поездных и маневровых бригад.

В связи с возросшими требованиями к железнодорожному транспорту Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 апреля 1943 года железные дороги были объявлены на военном положении. Одновременно Совнарком СССР утвердил Устав о дисциплине рабочих и служащих железнодорожного транспорта.

Всё это помогло!  Железнодорожники знали, что во втором квартале 1942-го среднесуточная перевозка грузов увеличилась почти на 25 процентов по сравнению с первым кварталом этого года и составила 45 тысяч условных вагонов.

Так что, выходило, правильно вернули  на магистраль  Ивана Ефимова. Пулемётчика подготовить, конечно, легче, нежели путейца. А всё-таки кому достался его верный стальной друг, цел ли?  Неведомо. А жаль …

Размышления железнодорожника прервал дикий вой немецкой авиации, которая налетела, как всегда, внезапно. Спустя несколько мгновений поблизости начали рваться бомбы.

– Эти точно по нашу душу. Чтоб им провалиться! Чтоб им… — Иван Ефимов крепко выругался. – Сейчас начнут кидать зажигалки. Проскочим?

Не проскочили. Один из вагонов загорелся. И машинист, и Ефимов знали, как действовать в такой ситуации. Заскрипели тормоза, состав замер.

Уже приученный войной ко всяким неожиданностям, Ефимов, не медля, спрыгнул на насыпь, побежал к горящему вагону. Огонь охватил его полностью. Но надо было срочно расцеплять состав!

Пока кондуктор выполнял все операции, рукава превратились в два пылающих факела. Расцепил, наскоро сбив пламя с вагона, отскочил чуть подальше от насыпи и начал сигналить машинисту. У опытного железнодорожника похолодело в груди, когда он увидел столь страшный семафор, фактически живой факел, подающий ему знаки.  А Ефимов, едва сбив пламя уже с себя тлеющими рукавами, воспалёнными от ожогов руками стал отталкивать горящий вагон, чтобы изолировать его от поезда.

Тем временем опытный старший машинист маневрировал на путях, чтобы не допустить попадания в поезд новых зажигалок.

…Вновь сцепив состав, Ефимов дал знать товарищам:  всё в порядке и вдруг почувствовал, что боль куда-то уходит, а он погружается в какой-то непонятный морок и уже ничего не может различать вокруг…

Поезд двинулся с места, набрал ход, стрелой понёсся вперёд. Продовольствие благополучно доставили в голодающий Ленинград. Ивана Ивановича Ефимова  в полубессознательном состоянии с сильными ожогами доставили  в госпиталь.

После выздоровления главного кондуктора колонного Ивана Ефимова вновь вернули на железную дорогу. И вместе с составами он находился на Западном, а потом и 2-м Украинском фронте. В ноябре узнал, что Указом Президиума Верховного Совета СССР ему присвоили звание Героя Социалистического Труда с формулировкой «за особые заслуги в деле обеспечения перевозок для фронта и народного хозяйства и выдающиеся достижения в восстановлении железнодорожного хозяйства в трудных условиях военного времени». Золотую Звезду и орден Ленина он получил в Кремле 4 января 1944 года.

Но одного героизма защитников города было мало! Известно, что хорошим солдатам необходимы и хорошие генералы. Об этом в Северной столице напоминают улицы маршала Говорова и генерала Симоняка, проспект маршала Жукова, но… Далеко не все руководители обороны города увековечены на карте. И подрастающее поколение, увы, уже не знает, кем был артиллерист Одинцов. Максимум, забив фамилию в поисковик, буркнут в ответ: «Маршалом он был». И – всё. А жаль…

Принимаем огонь «на себя»!

Здание, первоначально строившееся для Дома Советов на Московском проспекте, 212, хорошо знакомо не только петербуржцам. Фотографии этого величественного строения часто включаются составителями в альбомы о Северной столице. И сегодня мало кто уже помнит, что в годы блокады на седьмом этаже этого здания располагался наблюдательный пункт командующего артиллерией Ленинградского фронта Георгия Федотовича Одинцова. Не исключено, что именно здесь будущий маршал и пришёл к убеждению: спасти Ленинград, который Гитлер приказал стереть с лица земли, наши артиллеристы смогут только в том случае, если вызовут огонь на себя.

…4 сентября 1941 года немцы обстреляли Ленинград из 240-миллиметровых дальнобойных орудий. Это было началом зловещего плана фюрера. С сентября по ноябрь включительно город обстреливался 272 раза, по предприятиям, жилым кварталам, больницам и госпиталям фашисты выпустили в общей сложности 30 154 снаряда.

Борьбу с вражеской артиллерией вела тяжёлая артиллерия Ленинградского фронта и Краснознамённого Балтийского флота. Кстати сказать, одна из батарей 122-миллиметровых пушек находилась на месте Монумента, воздвигнутого через тридцать лет после войны на площади Победы. Однако недостаток снарядов (по 3–4 на орудие) не позволял достичь высоких результатов. Наши артиллеристы поэтому придерживались оборонительной тактики и в основном только отвечали обстрелом на обстрел. Да и единого руководства контрбатарейной борьбой не было – за неё отвечали командующие артиллерией армий и начальник артиллерии Балтфлота.

Фашисты же в начале 1942 года отвели свои тяжёлые орудия от передней линии, объединили в группы и усилили обстрел Ленинграда. В январе  в жилмассивах  разорвалось около трёх тысяч тяжелых снарядов, в феврале – около пяти, в марте – семь с половиной тысяч. В городе были выведены из строя водопровод и канализация. Подвоз продовольствия прекратился, наступил голод. А варварские бомбардировки и обстрелы велись непрерывно. Военный совет Ленинградского фронта потребовал от артиллеристов перейти к наступательным методам контрбатарейной  борьбы.

Для организации этой работы требовался не только прекрасный специалист, опытный генерал, какими были все прежние командующие артиллерией фронта – требовалась неординарная личность, такая, как  Г. Ф. Одинцов. С января  1942  года сорокалетний полковник назначается начальником штаба  артиллерии, а с мая  1942-го –  командующим  артиллерией  Ленфронта.

…Вся жизнь Георгия Федотовича Одинцова была связана с артиллерией. После разгрома Врангеля красноармеец окончил Киевскую Объединенную школу красных командиров, командовал батареей, служил начальником полковой школы артиллерийского полка. Окончив в 1934-м  Артиллерийскую академию,  был оставлен в ней адъюнктом кафедры артиллерийской инструментальной разведки, занимался научной работой, преподавал, стал помощником начальника командного факультета. Потом командовал артиллерийскими полками – сначала в Сибири, а затем – в Ленинградском военном округе. Как артиллерист с большой буквы, Г. Ф. Одинцов заявил о себе во время боёв на Лужском рубеже.

Как вспоминал генерал-полковник артиллерии М. С. Михалкин: «Большие потери нанесла противнику артиллерийская группа полковника Г. Ф. Одинцова… Группа имела более 80 орудий среднего и крупного калибра. В борьбе с танками и мотопехотой противника она показала высокую выучку, отвагу и бесстрашие».

10 августа фашистские генералы «пошли с козырной карты» – бросили в бой свежую 3-ю дивизию СС, но артиллеристы Одинцова обрушили на неё столь плотный (и, главное, меткий) огонь, что атака сорвалась и немцы понесли существенные потери.

Впоследствии, когда в августе 1941-го Лужская оперативная группа оказалась в окружении, полковник Одинцов приказал орудия закопать в землю, тягачи – уничтожить или вывести из строя. На такое решение отважился бы не всякий красный командир. Но Одинцов умел брать ответственность на себя. Несколько тысяч красноармейцев, среди которых было много раненых, он сумел вывести из окружения. Такой вот решительный человек встал теперь во главе артиллерии целого  фронта.

Наконец-то руководство контрбатарейной борьбой сосредоточилось в одних руках. Ставка Верховного Главнокомандования выделила фронту и Балтфлоту аэростаты наблюдения, силы артиллерийско-инструментальной разведки, звукометрические батареи, две отдельные корректировочные авиаэскадрильи. К тому же Одинцов сумел рачительно распорядиться боеприпасами.

И теперь уже для фашистов настали нелёгкие времена. Их тяжёлые батареи заблаговременно выявлялись и уничтожались. А любая вражеская батарея, начинавшая обстрел города, тут же подавлялась нашей артиллерией.  После огневых налётов Г. Ф. Одинцов, уже генерал-майор,  собирал руководителей контрбатарейной борьбы и проводил тщательный разбор операций. С лета 1942 года стали проводиться комбинированные артиллерийско-авиационные операции по уничтожению гитлеровских дальнобойных батарей. В итоге во второй половине 1942-го немцы смогли выпустить по Ленинграду вдвое меньше снарядов, чем за первые шесть месяцев, – около 16 тысяч.

Немецкое командование такое положение вещей не устраивало. Из Крыма под Ленинград перебросили орудия осадной артиллерии  (в том числе «Толстую Берту»), гаубицы.  И с января 1943-го  вновь созданные пять группировок вражеской  артиллерии большой  мощности с дальних дистанций открыли огонь по центру Ленинграда и районам, в которых находилось большое число госпиталей и детских учреждений.

Генерал Одинцов, проанализировав ситуацию, как и на Лужском рубеже, принял тяжёлое, но единственно верное решение: для спасения Ленинграда нашим артиллеристам следовало принять огонь «на себя».  Для борьбы с  самой мощной – беззаботинской оперативно-тактической группировкой, имевшей в своём составе батареи 170 и 210-миллиметровых орудий, в районе Ораниенбаума была создана мощная морская оперативная группа.

Артиллеристы действовали по разработанному  Одинцовым плану: когда начался обстрела Ленинграда, наши артиллеристы наносили массированные огневые удары по жизненно важным для врага объектам (КП, станциям снабжения, аэродромам), чтобы вынудить гитлеровцев переключить огонь тяжелой артиллерии на наши батареи. Завязывалась своего рода дуэль. Отвлекая вражеский огонь на себя, артиллерия Ленфронта фактически спасала город и его жителей. В итоге в 1943 году наша артиллерия вышла победителем в контрбатарейной борьбе.

А что касается «Толстой Берты», заглянем в книгу командующего артиллерией Красной Армии главного маршала артиллерии Н. Н. Воронова «На службе военной»: «Мастерство ленинградских артиллеристов быстро росло. Особенного успеха они добивались, когда наносили удары вместе с летчиками-бомбардировщиками. Об одной из таких удач я подробно сообщил в Ставку:  «Противник применил «Толстую  Берту» – орудие калибра 420 мм. Всего выпущено 10 снарядов по району Колпино, один из них не разорвался. Звукометрическая разведка определила место стоянки орудия, и его обстреляла наша тяжелая артиллерия. Вот уже третьи сутки вражеское орудие молчит. По собранным осколкам, размерам воронки (диаметр 8 метров, глубина 2,5-2,8 метра) и дальности стрельбы сделан вывод, что орудие не новое, а времен первой империалистической войны. Из-за плохой погоды не удалось разведать его фотографированием. Воздушная визуальная разведка результатов не дала».

«Толстая  Берта» занимала огневую позицию в 6 километрах от нашего переднего края. Предельная дальность ее стрельбы была около 14 километров, вес снаряда 890 килограммов, разрывной заряд – 107 килограммов. При падении снаряд проникал в грунт на глубину до 12 метров.

В дальнейшем было установлено, что после первой же стрельбы батарея оказалась подбитой огнем нашей артиллерии и ее пришлось отправить в Германию на капитальный ремонт. На том и закончился визит «Толстой  Берты» к стенам Ленинграда.

Потом были операция «Искра», операция по полному освобождению Ленинграда от вражеской блокады, Выборгская и Прибалтийская операции. И всякий раз артиллеристы и их командующий действовали чётко, успешно, демонстрировали творческий подход при выполнении боевых задач.

После Победы генерал-полковник Одинцов продолжил воинскую службу.  В1953–1969 годах возглавлял Артиллерийскую академию. В 1968 году профессор Г. Ф. Одинцов стал маршалом артиллерии. Он был награждён тремя орденами Ленина, четырьмя – Красного Знамени, орденами Суворова I и II степеней, Кутузова I степени, Богдана Хмельницкого I степени. Умер Георгий Федотович 1 марта 1972 года, похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

К сожалению, в нашем городе нет ни улицы Одинцова, ни памятника маршалу, спасшему Северную столицу от вражеских снарядов. Да не только Одинцову. Первому командующему Северным, а потом – Ленинградским  фронтом Маркиану Михайловичу Попову ни одного памятного знака не установлено!

           Как видите, не только у нашего поколения, но и у двух-трёх последующих работы по увековечиванию памяти героев Ленинградской битвы – предостаточно. Новые имена всплывают подчас случайно. Приведу совсем свежий пример.

Во время встречи, посвящённой Ленинградской блокаде, состоявшейся на XIII Санкт-Петербургском международном книжном салоне, с успехом прошедшем в мае 2018 года, один из выступавших – инженер-гидротехник Вадим Георгиевич Радченко (кстати сказать, строивший вместе с коллегами в своё время Асуанскую ГЭС в Египте), делился детскими воспоминаниями о лете 1941-го. Он рассказал, как летом детский сад эвакуировали из Ленинграда в Старую Руссу, а к ней прорвались гитлеровцы.

– Мы всю  ночь просидели на вокзале в страхе, что сейчас появятся враги, – рассказывал Вадим Георгиевич. – Но они не появились ни ночью, ни утром. А потом появился паровоз-«кукушка» – и нас увезли.

Когда мероприятие завершилось, я подошёл к инженеру и предложил ему взглянуть на фотографию человека, благодаря которому он и другие дети остались живы и были эвакуированы.

– Конечно, покажите! – попросил Радченко.

Спустя минуту, он молча разглядывал в цифровом планшете лицо генерал-лейтенанта Василия Ивановича Морозова, командующего 11-й армией.

Именно благодаря Морозову Ленинград сумел изготовиться к обороне – своим контрударом под Сольцами генерал сорвал немецкий «блицкриг», танковый бросок на Северную столицу. А ещё – героически бился с лучшими частями группы армий «Север» во время советского контрудара под Старой Руссой.

Но! Именно в тот момент, когда дети и воспитатели в страхе ждали неминуемой, как казалось, развязки на вокзале, генерал-лейтенант Морозов лично повёл красноармейцев в атаку. Он и не мог поступить иначе. В первый же день войны генералу сообщили: дочка Василия Ивановича Таня 22 июня погибла в Паланге, в пионерском лагере. На вокзале ждал своей участи целый детский сад! В жизни Морозову воздалось: выяснилось, что Таня осталась жива, её укрыли добрые люди, а в 1944 году отец вновь обрёл любимую дочку.

Радченко долго разглядывал фотографию генерала, а потом молча вернул мне планшет.

Сколько ещё таких историй не рассказано? Думаю, что великое множество. Так не будем зря время терять! За работу, коллеги!

Под первым номером назову имя командующего Ленинградским военным округом накануне Нашествия – Маркиана Михайловича Попова.