Сергей Витальевич Аплонов – директор Научно-исследовательского центра Арктики Санкт-Петербургского государственного университета, профессор, доктор геолого-минералогических наук. В 1982 году окончил Ленинградский горный институт имени Г. В. Плеханова по специальности «горный инженер-геофизик». Основные направления научной работы – геодинамический анализ нефтегазоносных осадочных бассейнов России и мира, геология Арктики, морская геология и геофизика, менеджмент научно-образовательной деятельности.

         Сергей Витальевич – автор многих научных публикаций, в том числе монографий и учебников. Имеет опыт чтения лекций и научной работы в университетах США, Канады, Германии, Франции, Великобритании, Норвегии, Швеции, Финляндии, Дании, Нидерландов, а также опыт консалтинга нефтегазовых компаний в сфере стратегии геологоразведочных работ в разнотипных и разновозрастных осадочных бассейнах (Газпром, Лукойл, Роснефть, Татнефть, ExxonMobil, Statoil, Shell, Total).

         О высоком признании заслуг С. В. Аплонова, его авторитете среди специалистов мирового уровня свидетельствует и то, что он является членом Правления Университета Арктики (University of Arctic Board of Governors), Наблюдательного совета Нансен-центра (NIERSC Guardian Board) и Межведомственной комиссии по оценке результативности деятельности научных организаций, выполняющих научно-исследовательские, опытно-конструкторские и технологические работы гражданского назначения.

          – Для Санкт-Петербургского государственного университета, как и для МГУ, согласно закону, принятому Государственной думой, установлен очень высокий официальный статус «уникального научно-образовательного комплекса, старейшего вуза страны, имеющего огромное значение для развития российского общества». Это классический университет с богатыми традициями, устоявшейся структурой. Казалось бы, все четко выверено и организовано. И вот в университете создается совершенно новое подразделение – Научно-исследовательский центр Арктики, который вы возглавили. Чем это решение было вызвано? Почему именно в СПбГУ?

– Идея создать в нашем университете Арктический центр вызревала достаточно давно. Не стану скрывать, что я был одним из инициаторов его создания. Стимулировал меня опыт, полученный за время работы сначала деканом геологического факультета и директором Института наук о Земле СПбГУ, а позднее – проректором по научной работе всего университета.
Если кратко, то причины две. Первая – это уникальность и важность Арктики для всего человечества в целом и для нашей страны в частности. Вторая –  уникальность нашего университета как центра разносторонних арктических исследований.

Важность Арктики для России легко понять, сравнив несколько цифр. Территория Российской Арктики огромна: если даже мы не будем считать арктических морей, увидим, что она составляет почти пятую часть территории российской суши. Эту территорию населяют два с половиной миллиона  человек  – не только коренные народы, но и геологи, нефтяники, военные, и многие другие люди, живущие, работающие и служащие на Крайнем Севере. Население Российской Арктики составляет менее двух процентов всего населения России, но в то же время это больше половины всего населения Арктики. И более двадцати процентов ВВП нашей страны создается именно в ее арктической части. Арктика во многом формирует климат нашей планеты. В Арктике существуют уникальные экологические системы. И, наконец, Арктика является грандиозной, пока очень мало изученной, минерально-сырьевой базой будущего.
Все это вместе взятое не позволяет сомневаться в том, что в ближайшие десятилетия именно Арктика будет в топе как мировых научных исследований, так и хозяйственной деятельности. И к этому надо готовиться.
Теперь второй вопрос – почему именно Санкт-Петербургский университет?
Здесь присутствует, конечно, исторический аспект. Петербург – не Арктика, но все пути в Арктику ведут из Петербурга. Во всяком случае, так было и остается со времени образования Российской Империи.
А если говорить о современности, то всегда было и остается непреложное обстоятельство – эффективное изучение и освоение Арктики может быть построено только на мультидисциплинарной и междисциплинарной основе. Слишком тесно взаимосвязаны все аспекты арктической тематики, и слишком трудно и дорого изучать и осваивать Арктику, особенно ее обширные морские просторы. И вот здесь должны сыграть свою роль преимущества классического университета, где разными коллективами ученых одновременно и успешно изучаются самые разные аспекты арктической тематики – от геологии, полезных ископаемых и биоресурсов до жизни коренных северных народов и даже истории деревянной архитектуры Севера. Сможете назвать хотя бы один научный центр не только в России, но и в мире, где столь же комплексно представлены все арктические науки, естественные, гуманитарные и социальные, как в СПбГУ? Я такого не знаю.
Ну и, конечно, нельзя забывать и об уникальных перспективах прикладных разработок для Арктики, существующих благодаря мощному Научному парку СПбГУ  – это и новые материалы для Арктики, и арктическая медицина, и многое другое.
Вот для этого, то есть для реализации синергии различных перспективных направлений исследований Арктики, и нужен, на мой взгляд, Арктический центр СПбГУ. Его задача – бъединить ученых разных научных направлений, создать новые междисциплинарные научные тематики, обеспечить их внедрение в реальные арктические проекты.
В заключение замечу, что большая часть того, о чем говорилось выше, это не только светлое будущее, но и вполне успешное настоящее. Наверно, неожиданным покажется тот факт, что по числу научных публикаций на арктическую тематику, индексированных в международных базах данных, наш университет последние годы почти вдвое превосходит все вместе взятые профильные арктические университеты и научные центры  Санкт-Петербурга, среди которых такие «гиганты», как Арктический и Антарктический научно-исследовательский институт, Всероссийский геологический институт и Гидромет. По этому же показателю мы уже сегодня занимаем второе место в стране и пятое  – в мире.

– Это впечатляющая и во многом новая для меня информация! Получилось так, что моя жизнь связана с Севером. Родился я в Заполярье, где служил отец – кадровый офицер военно-воздушных сил, два года я служил в армии на Новой Земле. Несколько лет тому назад у меня состоялся разговор с выпускником нашего университета кинооператором Григорием Ожеговым. Он вернулся с Севера и рассказывал о запустении, которое там можно наблюдать. Мне это очень горько было слышать. В последнее время я вижу, что ситуация меняется к лучшему. Как вы, Сергей Витальевич, оцениваете наши перспективы в Арктике?             

– Я думаю, что наши перспективы в Арктике целиком зависят от правильности и сбалансированности той стратегии изучения и освоения этой огромной территории (ее называют Арктической зоной Российской Федерации, сокращённо  – АЗРФ), которую мы должны выработать и принять уже сейчас. Пока такой стратегии нет. Одни считают, что Арктику надо как можно быстрее вовлекать в хозяйственное освоение, другие – что ее надо сохранить в качестве заповедной территории, чтобы не нарушить хрупкие экосистемы Арктики и не допустить ущемления интересов коренного населения Севера. Одна ратуют за то, чтобы Северный морской путь стал международным транспортным коридором, другие настаивают на сохранении национального суверенитета над Арктическими морями. Одни призывают спасать северные моногорода дополнительным финансированием и коэффициентами, другие  – вывозить из них жителей в среднюю полосу России.

Самое интересное, что все по-своему правы. Но здесь необходимо добиться баланса интересов. Только тогда можно будет обеспечить для Арктики в будущем то, что сейчас модно называть устойчивым развитием, – разумного сочетания интересов бизнеса и общества с одновременным сохранением окружающей среды.

Все проблемы Арктики, как я уже говорил, тесно взаимосвязаны. И предстоит найти то главное звено, потянув за которое можно вытащить всю цепь. И мне представляется, что в современном мире таким звеном все-таки является экономика, а значит, необходимо вовлекать Арктику в хозяйственное освоение. Арктика должна работать на экономику нашей страны. Только при условии эффективного экономического освоения Арктики есть шанс для успешного решения смежных проблем, в первую очередь – экологических и социально-гуманитарных.

Драйвером экономического развития Арктики, несомненно, является ее минерально-сырьевая база, прежде всего – нефть и газ. Как бы ни разнились оценки экспертов, все они сходятся на том, что арктический шельф России является одной из наиболее перспективных баз нефтегазодобычи будущего. Этот вопрос является предметом отдельного, более детального обсуждения.

Ну и опять возвращаюсь к тому, с чего начал. Мы очень мало знаем об Арктике. Арктика по-прежнему остаётся малоизученным регионом планеты. И то, что человечество до сих пор не имеет стратегии освоения Арктики, объясняется прежде всего тем, что оно слишком мало об Арктике знает.

         – Действительно, общество не проявляет должного интереса к Северу. Ну, может быть, потому, что  Север от нас далеко. А ведь там есть немало очень серьезных проблем, которые оказывают воздействие на многие стороны нашей жизни. Так, авторы программы ООН по окружающей среде (UNEP – United Nations Environment Programme) основными считают экологические проблемы. Внимание акцентируется, в частности, на изменении климата, таянии льдов,  загрязнении северной акватории стоками химических соединений, прежде всего нефтью, транспортом. С этим связано и сокращение популяции животных, их мутация. Насколько, на ваш взгляд, серьезны эти проблемы и какова эффективность их решения?

– Понятно, что экологи считают главными проблемами Арктики экологические. Точно так же, как военные считают главными вопросы обороны, геологи  – вопросы освоения минеральных ресурсов, а этнографы  –  сохранение укладов жизни коренных народов Севера. Я полагаю, что надо договариваться, для этого и нужен в Арктике, как нигде, междисциплинарный подход.

Если же говорить предметно, то я бы разделил экологические проблемы Арктики на имеющие естественные причины и на связанные с деятельностью человека.

К первым относятся изменения климата и таяние льдов в Арктике. Большинство серьезных ученых сходятся на том, что эти процессы не связаны с деятельностью человека, они повторялись циклически в геологическом прошлом, когда человека ещё не было. Здесь решение сводится к тщательному и как можно менее конъюнктурному изучению этих процессов. Результатом таких исследований являются долгосрочные прогнозы климатических изменений, причём не только в Арктике, но и на всей планете. Если интенсивное таяние затронет, помимо морского льда, ледники Гренландии и Шпицбергена и это приведёт к подъёму уровня Мирового океана, то, как вы понимаете, пострадает от этого отнюдь не население Арктики, а прежде всего крупные мегаполисы Северного полушария.

Ко второй группе экологических проблем относятся загрязнения Арктики. Они прямо связаны с масштабами и качеством хозяйственной деятельности человека в регионе. Эти проблемы весьма актуальны для российской арктической суши и островов, примеры всем известны. Когда я в 1980-е годы начинал работать на севере Западной Сибири, то видел своими глазами разрушительные последствия варварского, иначе не скажешь, освоения нефтегазовых ресурсов этого региона. Вся тундра забросана поваленными буровыми вышками и ржавыми трубами, на тысячи квадратных километров содран гусеницами вездеходов ягель (мох – основная пища северных оленей), залиты нефтепродуктами водоемы. Без дрожи не вспомнишь. Конечно, сейчас такое немыслимо, современные нефтегазовые компании работают аккуратно и экологические стандарты у них очень высоки. А вспомните, сколько сил и средств было затрачено в последние годы на очистку островов Арктики от бочек из под горючего, брошенных там советскими военными за десятки лет.

Но здесь я возвращаюсь к тому, о чем уже говорил. Только когда мы выработаем стратегию хозяйственного освоения Арктики, в том числе Арктического шельфа, нам станет ясно, какую экологическую нагрузку будут нести в будущем отдельные ее регионы. Вот на них и следует сосредоточить внимание, потому что невозможно эффективно охранять от антропогенного загрязнения сразу территорию в миллионы квадратных километров.

          – Вы, Сергей Витальевич, обладаете уникальным опытом работы в условиях Севера. Видимо, вам, ленинградцу, не просто было адаптироваться к этой, прямо скажем, суровой природной среде. Что вы могли бы рассказать об этом и вообще о том, как человек приживается на северных территориях, приспосабливается к условиям, в биологическом отношении не очень подходящих для его пребывания?
– Я – геолог, а работа геолога в поле (так называют экспедиции) – это всегда неизбежный экстрим, будь то в Арктике или в пустыне. Хотя мы и стараемся, чтобы экстрима было поменьше.

Кроме того, я из геологической семьи, геологами были мои папа, мама, дедушка и бабушка. Может быть, под влиянием их рассказов, а может быть, просто как любой пацан того времени, я с детства бредил путешествиями, в том числе арктическими. Помню, начитавшись Джека Лондона, я долго уговаривал маму отпустить меня на ночь в лес – мне хотелось вырыть в снегу пещеру и переночевать в ней, испытав все ощущения быта Крайнего Севера. Мама, разумеется, не отпустила, что не помешало мне зарыться в сугроб прямо в нашем дворе на Васильевском острове. Замёрз, помню, изрядно.

А уже по-настоящему я впервые попал в Арктику в составе геологического отряда, работавшего на Таймыре, когда мне было 15 лет (16 исполнилось в поле), после 9-го класса. Отец устроил меня рабочим в экспедицию, и так у меня состоялся выбор профессии, о котором я, кстати сказать, ни разу впоследствии не пожалел. Только много лет спустя я понял, какую ответственность брали на себя мои старшие товарищи, таская меня, мальчишку, в маршруты. Ведь это было глухое советское время. Случись со мной что-нибудь, а случиться могло всякое – с них бы головы полетели. Навек им благодарен, и с огромным уважением с тех пор отношусь к людям, способным принимать решения и не боящимся нести за них ответственность.

Потом было много разного – и полеты на самолетах и вертолётах, и буровые на Ямале в мороз под 50, а позднее  –  поездки в Арктическую Канаду, на Аляску, на Шпицберген, и многое другое. Помню смешную историю в начале 1990-х, когда мне пришлось сопровождать одного из топ-менеджеров американской нефтяной компании Mobil в поездку на Север. Пока мы летели из Москвы, а потом садились в вертолёт в Нарьян-Маре, американец с энтузиазмом делился со мной планами его компании работать в российской Арктике. Но после того как он увидел в иллюминатор крошево льда до горизонта, энтузиазма сильно поубавилось. А ведь под нами было всего лишь Печорское море (примерно там сейчас находится нефтяная платформа «Приразломная»), да ещё в середине июля!

Европейскому человеку в Арктику надо влюбиться, чтобы в ней работать. И она этого вполне заслуживает. Очевидно, к коренным жителям это не относится – они там живут, Арктика для них естественная среда обитания. Наверно, исключением являются и военные – их не спрашивают, где служить. Но чтобы добровольно работать в Арктике, как работают, например, геологи, нефтяники или метеорологи, надо постоянно испытывать удовлетворение от познания нового и от преодоления трудностей, которые на пути к этому новому встречаются.

– Не так давно в Хельсинки вы были единогласно избраны одним из пятнадцати членов правления Университета Арктики – авторитетной международной организации, которая объединяет свыше 200 вузов и научных организаций мира для сотрудничества в научной области. Как я понимаю, это признание заслуг и ваших, и всего научного сообщества Санкт-Петербургского государственного университета. Вы не вспомните, как проходила процедура избрания? Будет ли это содействовать расширению горизонта исследовательской работы?  Поможет ли это наметить, а может быть, и решить определенные цивилизационные задачи, связанные с Арктикой?

– Процедура избрания членов Правления – высшего управляющего органа UArctic, определена уставом этой организации. Кандидатура члена Правления представляется в Номинационный комитет Университета Арктики университетами и научными центрами – членами UArctic (разумеется, за исключением той организации, которую представляет сам номинант). В частности, мою кандидатуру выдвинули 16 университетов Европы, США и Канады. Затем кандидатура проходит обсуждение на Правлении и в Совете UArctic. Избран я был Общим собранием Университета Арктики, состоявшимся осенью 2018 года в Хельсинки, в рамках 2-го Конгресса UArctic. Член Правления избирается на три года с возможностью продления полномочий ещё на один трехлетний срок.

Конечно, я рассматриваю своё избрание не только и не столько как признание своих собственных заслуг, сколько как признание значимости вклада ученых СПбГУ в арктические исследования. Наш Университет стал членом UArctic в 2012 году, и с тех пор мы активно работаем в этой авторитетнейшей международной организации. Наши студенты и преподаватели участвовали в программах академической мобильности UArctic, проводили экспедиции и полевые практики в разных районах Арктики, участвовали в разнообразных научных мероприятиях. Напомню, что первый в истории Конгресс Университета Арктики состоялся именно в Санкт-Петербургском университете осенью 2016 года. С тех пор конгрессы проводятся регулярно, раз в два года, в странах, которые в данный период возглавляют Арктический совет. В частности, в этом году очередной 3-й конгресс планируется провести в столице Исландии Рейкьявике.

Я уверен, что участие в авторитетных международных организациях, в том числе научно-образовательных, – необходимый элемент существования любого цивилизованного государства. Тем более это актуально в таких вопросах, как изучение, освоение и сохранение Арктики. Недаром международное сотрудничество является одним из приоритетов государственной политики России, что закреплено в соответствующих документах и нормативных актах. Слишком многое от Арктики зависит для жизни и процветания всего человечества.

Беседу вел Борис Мисонжников