Мой любимый город. Великий Новгород. Я и сама для себя не могу определить, чем он так трогает мою душу. Может быть, именно в этом городе количество белокаменных храмов перерастает в качество? Не знаю. Еще лет двадцать тому назад я впервые остолбенела перед величием и простотой Софии, когда дорога, Санкт-Петербургская улица, прямо привела меня к храму, который высится за крепостной стеной, сияет куполами уже без малого тысячу лет. И я поняла, что никуда больше дорога вести не может. Здесь главная развилка. Душа делает выбор.

Приду туда, и отлетит томленье.
Мне ранние приятны холода.
Таинственные, темные селенья –
Хранилища молитвы и труда.
Спокойной и уверенной любови
Не превозмочь мне к этой стороне:
Ведь капелька новогородской крови
Во мне – как льдинка в пенистом вине.
И этого никак нельзя поправить,
Не растопил ее великий зной,
И что бы я ни начинала славить –
Ты, тихая, сияешь предо мной.
1916.
Это Ахматова.

Мартовское путешествие по Новгородским  великим монастырям.
Я смотрю на них влюбленными глазами.

Если смотреть на Софию с Торговой стороны, через Волхов, то ясно понимаешь, что уже весна Льды отступили. И студеная вода вырвалась на свободу.
Утро. Совсем  рано. Серое небо. Серый весенний снег, съедаемый робким теплом.
Первый монастырь – Юрьев.

Ни намека на изменение погоды. И вдруг – порыв ветра, и кусочек небесной сини подарил нам надежду. Это март. Съедаемый солнцем снег, уже не серый, а белый, под неожиданным синим небом, белые каменные стены. И небесная радостная ясная голубизна.
Попробуйте войти  древними вратами…
По словам историка Татищева, этот монастырь –  древнейший на нашей Русской земле. В 1030 г. Ярослав Мудрый, в крещении Георгий, основал здесь деревянную церковь во имя св. Георгия. А через 100 лет, при Всеволоде, ее сменили на каменный храм.
Вот он, Георгиевский собор…
И построил его зодчий, именем Петр… Промыслительно. Камень. Петр. Храм.
Тревожное, встрепанное мартовское небо. Белый, жизнеутверждающий храм – свеча.
А внутри оживают тени предков.
Когда, гоним тоской неутешимой.
Войдёшь во храм и станешь там в тиши,
Потерянный в толпе необозримой,
Как часть одной страдающей души.
Невольно в ней твое потонет горе,
Почувствуешь, что дух твой вдруг влился
Таинственно в свое родное море
И заодно с ним рвётся в небеса.
Это А. Майков.

Реставрация еще длится. Иконастас пока фанерный. Службы идут только летом. Зимой – холод внутри. Стынут руки, ноги, душа тоскует. Голоса звучат громко и глухо, звук уносится под купол и там замирает. Как много видели эти стены, эти лики.

На улице теплее, чем внутри. Иззябшие руки начинают согреваться. Поворот головы направо – и по окоему внутреннего двора ласкают глаз тихие главки Крестовоздвиженского собора.
А прямо перед глазами – Спасский собор, к которому примыкают крылья архимандритского корпуса.
Коротенькая монастырская улица ведет к колокольне. Она уже напоминает нам о Петербурге. Построена по проекту Карла Росси.
Прямо напротив колокольни, слева от Георгиевского собора, – кивария, беседка. К ней была подведена вода. И это такое место отдыха для монашествующих, с фонтанчиком питьевой воды, тенистой прохладой в летний зной.
Тревожное небо, тревожное время, на душе чуть тревожно. Но вот прочитаешь такой текст из глубины XVII века, написанный посторонним, иностранцем и иноверцем, о новгородцах, и сердце наполняет уверенность, что мы и сегодня выстоим. И другого варианта у нас нет, с такими-то предками:

Кроме Бога важнее ничего на свете нет. Обсудит дела свои с соседом.
Кто Бога уважает, душою чист и весел – тот хорошо и образован.
Странно, мы стремимся за честью, мастерством, деньгами в другие
страны, здесь же человек едва дойдет до третьего соседа – весь день
наполнен делами и заботами по дому, во дворе. Что делает меня
важней, чем он? Я хотел бы подсказать тебе твой путь! Познай себя!
Весь мир тебе открыт! Если лучше ты узнаешь самого себя,
то в три-четыре раза более достоин похвалы, чем тот народ,
который живет лишь днем сегодняшним – не ищет места своего
он в мире. Не может быть несчастным, если ничего его покоя
не тревожит. Зависть не придет в сей край. Во времена Сатурна,
в золотой век древности вот также люди жили. Этому народу эпоха
золотая предстоит, а может, наступила. Там не было ни твоего,
ни моего, ни обмана, ни зависти, ни предрассудков, что к нам
прокрались. Раздор приносит только войны.
Прижилась ли здесь, о простота, святое украшенье?
Здесь ли та страна куда ушли от нас доверие и честь? (1634).
Перевод с немецкого Т. В. Васильевой.

Пауль ФЛЕМИНГ, поэт немецкого барокко. Был в Великом Новгороде в 1630–1640-х гг. в составе посольства Шлезвиг-Голштинского герцога Фридриха вместе с ученым и путешественником Адамом Олеарием (1599–1671), составившим «Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно».

Николо-Вяжищский монастырь
Но такая была истекающая снежная красота на фоне белых храмов, что хочется к ней еще вернуться, не заканчивать свое путешествие.
В тот же мартовский день, после Юрьева монастыря, мы поехали в Николо-Вяжищский монастырь, что находится чуть в стороне от Великого Новгорода, по направлению к Питеру.
Еще один неприметный извив дороги, и перед нами…



Вот бы мне на покаянье
Утренней румяной ранью
Съездить в белый монастырь.
Как бы все преобразилось!
Сразу в сердце обновилось
И здоровье бы и ширь.
Как бы мне на покаянье…
(Священник Андрей Логвинов)

Этот монастырь –  нам привет из XIV века. Такая красота, пронизанная верой, светом и молитвой. Основали этот монастырь благочестивые иноки Ефросин, Игнатий и Галактион. Но главное имя, с которым связана эта обитель, – святитель Евфимий II, архиепископ Новгородский. Это уже XV век. По его молитвам в 1989 году монастырь был возвращен Церкви. И главная святыня обители – мощи святителя Евфимия, почивающие под спудом в храме его имени.

На улице все приходящие остолбенело рассматривают уникальные зеленые изразцы фасада.
И такая красота внешняя, сочетание белого с травянисто-зеленым, заставляет сердце замирать в любое время года. Вот сейчас – еще на снежном белом фоне. А представить все это среди марева молодых листочков и свежей зеленой травы…
Глаз радуется и сердце трепещет.

Переходы похожи на Ростовский Кремль. А на стенах Собора –  самовосстанавливающиеся фрески. Лики проступают все явственнее с каждым годом.

Внутри алтарные иконы бликуют при свете солнца, оно заглядывает во все окна и мягко и ласково прикасается к ликам. Храм теплый, отделанный деревом, резной и солнечный. Кажется, что от деревянных окладов икон идет душистый смоляной запах. Здесь хорошо думается и молится.

Арки, переходы, искрящаяся весенняя радость, после молитвы какая-то умножившаяся…
Место, куда хочется возвращаться.

Вот бы мне на покаянье
Утренней румяной ранью
Съездить в белый монастырь…

Варлаамо-Хутынский монастырь…
Отвлекись ненадолго от суетных дел:
В мире место иным есть вещам.
Приезжай в монастырский старинный предел
Поклониться священным мощам.
Хор монашеский в храме молитву поет,
И пока она с нами – Россия живет.
Средь божественных ликов, лампад и свечей,
В стороне от мирских и назойливых глаз
На восходе  ли дня иль в закате лучей,
Слышишь, братия молится Богу о нас.
(о. Андрей Гуров из Иосифо-Волоцкой обители)

Такое святое место, где можно отвлечься от суетных дел, есть и недалеко от Питера. Это опять Великий Новгород. Удивительный монастырь. Варлаамо-Хутынский.
Хутынский. Хутынь. Худынь. Худо. Худое место… В нехорошее место пришел молиться инок Варлаам. Страшное. Злые демоны оседлали эту землю. Нечистая сила не собиралась сдаваться и всячески искушала инока Варлаама. Но, если с тобою Христос, то кто против тебя? У Преподобного Варлаама было неодолимое оружие – крест Христов. И молитва. Еще подходя к Хутыни, он увидел светлый луч, просиявший из чащи леса. Это было знамение, что место для молитвы и борения выбрано правильно. Со слезами благодарности ко Господу Преподобный припал к земле, воскликнул словами Пророка: «Здесь покой мой, и здесь вселюся в век века!» (ср. Пс. 131:14). Здесь же и соорудил он себе келью среди чащи.
Страшное было место, и страшно там было жить. Множество искушений одолел молящийся инок. И звери нападали, и люди злобные, все хотели изгнать молитвенника. Но он выстоял с помощью Божией. И на месте одинокой кельи расцвел монастырь.

Конкретное подтверждение победы Света над тьмой. Мы физически ощущаем концентрацию духовности. Непрекращающаяся молитва имеет огромную внутреннюю силу. И даже, когда монастырь был разрушен в безбожные годы, молитвами самого Преподобного и его сподвижников он все равно уцелел и спасал Россию. И был возрожден. Говорят, что в каждой церкви живет свой Ангел, которого ей дарует Господь. Если церковь уничтожили, даже камня на камне не осталось, то Ангел все равно кружит над этим местом и плачет. А если церковь возрождается, то это радость для Ангела. И он поет и молится вместе с прихожанами.

И над дивной красотой отстроенного монастыря слышна песнь Ангела.

Настоятель Спасо-Преображенского собора иеромонах Макарий, замечательный батюшка. Он очень суровый, но чуткий и любящий. Паломники рассказывают такую историю: постоянно в монастырь приезжала одна женщина с немым мальчиком. И батюшка молился вместе с ней об отроке. А однажды она приехала без сына и попросила батюшкиных молитв, потому как беспокоилась. Батюшка ее успокоил, помолился и поцеловал в губы. Женщина смутилась. Вернулась домой, а ее встретил сын, который начал говорить!

И каждый день служения. Постоянно люди, постоянно мольбы, просьбы, разговоры. И на всех у него есть время и сердце.
Настоятельница монастыря игуменья Алексия пришла сюда из Пюхтицкого монастыря. Начинали сестры, когда их было всего 14 человек. Тяжелый физический труд, который лишь дополняет мощное духовное молитвенное стояние. Но чудо произошло, и обитель расцвела.
Внутри Собора тепло, потрескивают свечи, мерцают блики и тени. Иконостас высок, уходит вверх, тянется к небу.
Вот и рака со святыми мощами Преподобного. Справа от алтаря, под балдахином. Здесь особое место для молитвы. Сюда тянется вся Северо-Западная Русь, да и не только она. Слава о чудотворном святом давно пересекла границы Новгородчины. Это традиция, молиться у мощей Преподобного. Ее открыли еще московские князья, начиная с Василия Темного. Все помнили слова настоятеля: «Телом я ухожу, но духом всегда буду рядом с вами». И со всеми своими проблемами к гробнице притекает народ. Людской поток бесконечен. Приливы, отливы. Люди текут, плачут, молятся, благодарят.

В Спасо-Преображенском Соборе есть еще два придела. В левом, северном, похоронен прах великого русского поэта Гаврилы Ивановича Державина, того самого, о котором Пушкин-лицеист сказал:
Старик Державин нас заметил
И, в гроб сходя, благословил.

На державинской могильной плите выбиты слова: «Под сим камнем сокрыт прах действительного тайного советника и разных орденов кавалера Гавриила Романовича Державина». Державин не был чужд жанру эпитафии. Известный факт: в 1800 году, незадолго до своей смерти, Суворов спросил гостившего у него поэта: «Какую же ты мне напишешь эпитафию?» – «По-моему, много слов не нужно, – отвечал тот. – Довольно сказать: Здесь лежит Суворов». – «Помилуй Бог, как хорошо!» – воскликнул знаменитый полководец. Только эти три слова и присутствуют на его могиле в петербургской Александро-Невской Лавре. О себе Державин предполагал написать более пространно. Однажды, еще при императрице Екатерине II, он набросал вариант собственной эпитафии: «Здесь лежит Державин, который поддерживал правосудие; но, подавленный неправдою, пал, защищая законы». Строки весьма энергичные, но они так и затерялись в архиве поэта. А жаль – характеристика-то говорящая. Державин, один из «екатерининских орлов», прошедший головокружительный путь от простого солдата до одного из высших российских сановников, действительно немало терпел за свою приверженность к правде и закону. Екатерина Великая, вознесшая его в 1783 году, после прочтения оды «Фелица» (Державину было тогда сорок лет), в конце своей жизни приказала ему лишь числиться в должности, «ни во что не мешаясь». Наследовавший ей Павел I, вызволив Державина из опалы, уже после короткого общения с поэтом велел тому сидеть в Сенате «смирно», обещая в противном случае «проучить». Сюжет повторился и при Александре I – новый император сделал Державина министром юстиции, однако спустя год укорил его в «слишком ревностной службе» и отрешил от дел.

«Новгородская» история поэта уходит своими корнями в 1794 год. 15 июля того печального года Гаврила Романович потерял свою первую жену, Екатерину Яковлевну (Плениру – в семейном обиходе), которую горячо любил. Он сильно горевал, не находил себе места, ночами бродил в тоске по Петербургу. И… «чтоб от скуки не уклониться в какой разврат», решил жениться. Выбор его пал на Дарью Дьякову, дочь уже умершего к тому времени обер-прокурора Сената. Такое решение было вполне логичным – Дашу Дьякову Державин знал еще подростком, она приходилась родной сестрой женам ближайших его друзей, поэта Василия Капниста и архитектора Николая Львова, приятельствовала с Екатериной Яковлевной Державиной. Последняя за год до своей смерти, надеясь спасти двадцатисемилетнюю Дарью от участи старой девы, пыталась сосватать ее за поэта Ивана Дмитриева, но получила отказ: «Нет, – ответила предполагаемая невеста, – найдите мне такого жениха, как ваш Гаврила Романович, тогда я пойду за него и надеюсь, что буду с ним счастлива». Дело, как видим, решилось естественным течением событий – 31 января 1795 года Державин ввел в свой дом новую хозяйку. Любопытно, что согласие на предложение поэта эта серьезная молодая особа дала лишь после двухнедельного изучения державинских расходно-приходных книг, что многое говорит о ее характере и образе мыслей. «Таким образом, – элегически замечает Державин в «Записках», – совокупил свою судьбу с сею добродетельной и умной девицей, хотя не пламенною романическою любовью, но благоразумием, уважением друг друга и крепким союзом дружбы».

Спустя два года Дарья Алексеевна приобрела у своей матери новгородское имение Званка на берегу Волхова, в 55 верстах от Новгорода. С тех пор Державин ежегодно летом уезжал туда, а с 1803 года, после увольнения со службы, Званка и вовсе превратилась в своеобразную «доминанту» его жизни. К концу 1800-х годов имение преобразилось. «Державинский» облик усадьбы создал по просьбе поэта архитектор Николай Львов. Деревянный дом сменился каменным, его дополнили многочисленные хозяйственные постройки, теплицы, оранжереи, ткацкая фабрика, а вокруг раскинулся живописный парк. К реке спускалась лестница, перед домом бил фонтан, в сам дом вода подавалась при помощи специальных машин, на балконе стояли чугунные пушки, выстрелами из которых приветствовали гостей.

Хозяйством Державин практически не занимался – все заботы подобного рода взяла на себя Дарья Алексеевна.

Ее стараниями были прикуплены еще несколько деревень, и поместье протянулось на девять верст вдоль Волхова. Званский быт Державин в несколько раблезианских тонах изобразил в известном стихотворении «Жизнь Званская», посвященном епископу Старорусскому и викарию Новгородскому Евгению (Болховитинову). Это оттуда: «Дыша невинностью, пью воздух, влагу рос, // Зрю на багрянец зорь, на солнце восходяще, // Ищу красивых мест между лилей и роз, // Средь сада храм жезлом чертяще…»

Владыка Евгений (впоследствии епископ Вологодский, епископ Калужский, архиепископ Псковский, митрополит Киевский и Галицкий) появился в Новгороде в начале 1804 года. Великий книжник, он, помимо исправления собственно церковных должностей, много занимался изучением древностей, В Новгороде архиерей, кроме того, приступил к составлению светского «Словаря российских писателей», и ему понадобились сведения о Державине. Граф Хвостов посоветовал викарию обратиться напрямую к поэту, сказав, что тот обитает неподалеку от Новгорода. Епископ Евгений написал поэту письмо, затем съездил к нему в гости в Званку – и понемногу завязалась крепкая, несмотря на большую разницу в возрасте, дружба, продлившаяся до самой смерти Державина. Летние месяцы владыка проводил в Хутынском монастыре – эта древняя обитель ему пришлась по душе. «Театр мой – целый сад, музыка – птичек хоры, // Мой пышный двор – друзей любезных разговоры…» – цитируем его собственные стихи. Вскоре он сообщил графу Хвостову об ответном визите Державина в Хутынь. До 1808 года, когда епископа Евгения перевели в Вологду, Гаврила Романович посещал обитель еще несколько раз. Сидя на балконе архиерейского дома и любуясь прекрасными видами, он не однажды говорил о том, что хотел бы «навсегда остаться здесь».

Это желание было исполнено.8 июля 1816 года Державина не стало. Его тело перевезли на лодке в Хутынский монастырь. Похоронили поэта в приделе Спасо-Преображенского собора. Дарья Алексеевна пережила мужа на 26 лет. В 1842 году она легла в монастырскую землю рядом с ним.

По завещанию, ею подписанному, большая сумма определялась в качестве фонда именных стипендий для недостаточных студентов Казанского университета (Державин был из казанских дворян). На другое пожертвование учредили в Москве приют для освободившихся из заключения. Основной же капитал в 150 тысяч рублей и новгородское имение со всеми угодьями уступались духовному ведомству для устроения в Званке женского монастыря и училища для девиц.

В силу разных обстоятельств последнее пожелание Дарьи Алексеевны довольно долго оставалось неисполненным. Званка тем временем приходила в ветхость. Уже в 1863 году академик Я. Грот, побывавший в этих местах, рисовал печальную картину: «Плывя по Волхову, вы тщетно стали бы искать на возвышенном его берегу жилище поэта, двухэтажный дом с мезонином… Теперь ничего уже нет… Все здесь тихо, пустынно, мрачно». Тем не менее, в 1869 году Званско-Знаменский женский монастырь (и училище при нем) был открыт и благополучно просуществовал до революции.

В советскую эпоху не повезло как Хутынскому монастырю, так и Званке. Во время ожесточенных боев времен Великой Отечественной войны они были практически стерты с лица земли. Но если Хутынский монастырь в 1990-е годы возродился – буквально из пепла, – то Званки как таковой по-прежнему нет на карте Новгородской области. Исполнилось державинское пророчество из «Жизни Званской»: «Разрушится сей дом, засохнет бор и сад…» Правда, в 1993 году, когда праздновалось 250-летие со дня рождения поэта, на Званском холме установили памятник. ОСВЯТИЛ его архиепископ Новгородский и Старорусский Лев.

Прах Державина из оскверненной обители в 1959 году перенесли в Новгород, и на протяжении 34 лет он покоился в Новгородском кремле. А в 1993 году, накануне второго рождения Хутынского монастыря, вернулся на прежнее место – под своды соборного храма обители.

Этот материал я взяла с сайта Варлаамо-Хутынской обители. Так подробно и четко рассказано: ни убавить, ни прибавить. Хотя, наверное, специалисты по Державину могут и прибавить.

И на территории монастыря – памятник нашим воинам, защищавшим его. Солдаты и офицеры из 229 стрелкового полка. 1075 воинов. 1943 год…

Приезжайте в этот монастырь, не пожалеете. Здесь переплелись история веры, история русской литературы, подвиг молитвенный и подвиг воинский. Земное наше Отечество прорастает корнями в Отечество небесное. Именно здесь.

Об авторе:

Честная и талантливая публицистика

         Материалы сетевой газеты «Петербургский публицист», случается, цитируют, причем порой даже в научных трудах, а то и повторно целиком  воспроизводят в других изданиях. Так, внимание к очерку «Военное прошлое: о памяти и беспамятстве…» (Петербургский публицист. 2016. 19 авг.), посвященному  героической партизанке Марии Куккоевой, было проявлено информационным сайтом «Свирские берега», который очень активно действует в Подпорожском районе Ленинградской области. А вот совсем недавний пример – публикация на сайте известного издания RELGA, которое позиционирует себя как научно-культурологический журнал широкого профиля, интервью с профессором А. В. Федоровым «Медиаобразование – это процесс развития личности». Впервые интервью увидело свет в «Петербургском публицисте» 17 апреля 2021 года. Перепечатка опубликованных материалов – в порядке вещей. Это давняя практика, которую можно оценить весьма положительно. Кстати сказать, существуют даже специализированные издания, так называемые дайджесты, которые состоят почти полностью из повторно воспроизведенных публикаций, взятых из других газет и журналов.  А еще данная практика свидетельствует о том, что материалы, которые публикуют повторно, привлекают внимание общества и обладают определенными положительными профессиональными качествами.

         Так произошло и с очерком Елены Панцеревой  «Простой человек: прихожанин храма царя-страстотерпца Николая II Игорь Конев» (Петербургский публицист. 2019. 2 нояб.). Это пронзительный, сильный и добрый материал о человеке, его судьбе и вере. Очерк был целиком воссоздан на уникальном сайте, который учрежден в Новосибирске местной православной религиозной организацией «Приход Храма во имя святого страстотерпца царя Николая Новосибирской Епархии Русской Православной Церкви (Московский Патриархат)» (http://www.tsar-nikolay.ru/news/1426). Редакция сайта поступила корректно, указав первоисточник публикации в «Петербургском публицисте», как и положено, собственно, делать. Это не только дань уважения коллегам, но, конечно, и признак профессионализма.  

         Елена Константиновна Панцерева – постоянный автор сетевого издания «Петербургский публицист». В 1976 году она окончила факультет журналистики Ленинградского государственного университета имени А. А. Жданова. Это прославленное учебное заведение – великолепная профессиональная школа, и Елена Константиновна, как и многие другие выпускники факультета, это доказала. В «Петербургском публицисте» увидели свет многие яркие, талантливо написанные очерки Е. К. Панцеревой. Назовем только некоторые, опубликованные в последнее время, – «Жизнь, перечеркнутая Временем» (2018. 11 февр.), « Чего хотят русские Латвии» (2018. 19 ноябр.), «Риночка» (2019. 14 янв.). Все публикации Елены Константиновны перечислить сложно, так как их много. Но хотелось бы все-таки назвать еще одну – «Ваш Владимир Кудрявцев…» (Петербургский публицист. 2016. 14 дек.). Кудрявцев – тоже выпускник факультета журналистики ЛГУ имени А. А. Жданова. Он наш однокурсник, потому что – и здесь нет никакой тайны – я и Лена Панцерева, тоже учились вместе. В теперь уже далекие 70-е годы прошлого века она была для нас Леной Филатовой, а Панцеревой стала, когда взяла фамилию своего мужа – Арсения Евстафьевича, капитана, бывалого моряка, человека волевого и достойного. Героем очерка Елены стал Владимир Кудрявцев – журналист и поэт, который связал свою жизнь с древним русским городом Вологдой. Володи Кудрявцева уже нет с нами, но остались его книги стихов, людская светлая память. И это замечательно, что в очерке  «Ваш Владимир Кудрявцев…»  как бы оживает творческий, одаренный человек. Очень важно – помнить тех людей, которые были с нами, согревали нас теплом своего доброго и чуткого сердца.

         Публицистика Елены Панцеревой уже выстраивается в значительную и впечатляющую творческую систему, обретает свои неповторимые профессионалные черты, свою стилистику, для которой характерны глубокая мысль, точный и оригинальный лексический строй текста. Но для настоящего мастерства публициста необходимо еще одно важнейшее качество – это авторская позиция. Угол зрения принципиального человека и гражданина. Это получается не у всех, пусть даже и владеющих профессиональным мастерством, освоивших технологии текстотворчества. У Елены Панцеревой получилось!  Это честная и талантливая публицистика.

Борис Мисонжников

На фото: Елена Панцерева на презентации книги выпускников ЛГУ «Папина война» в alma mater – в библиотеке Института «Высшая школа журналистики и массовых коммуникаций» Санкт-Петербургского государственного университета (2015 год)

•