Писатели с острова (Продолжение).  «Петербургский публицист» продолжает знакомить наших читателей с творчеством эстонского капитана и писателя Лембита Уустулнда. Мы с продолжением публикуем его повесть «И всё-таки он плывёт…» в переводе автора. Как и в прошлых выпусках, предваряем текст повести кратким рассказом о земляках Лембита Уустулнда, других талантливых литераторах с эстонского острова Сааремаа.

Живы его романы, пьесы и песни

Пожалуй, современный российский читатель не очень хорошо знает литературу и искусство соседней Эстонии, и поэтому я перед каждой новой публикацией Лембита Уустулнда немного рассказывал о писателях с острова Сааремаа. Чтобы хоть немного приблизить к нам творчество художников соседней страны. Чтобы хоть немного приблизить к нам людей, которые проживают совсем рядом. Раньше, когда мы жили в одной стране, произведения эстонских писателей время от времени переводили на русский язык и книги их издавали довольно большими тиражами. В настоящее время, к сожалению, этого нет. Надеюсь, что когда-нибудь все же появится возможность для более активного развития контактов между нашими странами, и прежде всего в области культуры и художественного творчества. А сейчас я хотел бы представить еще одного сааремааского писателя – Уустулнда. Но на Лембита, а Альберта. Это не однофамилец уже хорошо знакомого нам автора повести «И всё-таки он плывёт…». Это его отец!

         Эти два писателя очень известны в Эстонии. Но они – люди разных поколений, разного мировидения и совершенно разной судьбы. Альберт Уустулнд ушел из жизни в 1997 году, прожив чуть больше 70 лет. Но не может не удивлять то, сколько сделал этот одаренный человек. Я приведу цитату из публикации Энна Анупылда «Море, можжевельник, судьбы. Сааремааские зарисовки» («Молодежь Эстонии. Среда». 2001. 24 окт.). Он, в частности, пишет: «Cимволом Сааремаа всегда была ветряная мельница. 150 лет тому назад было их на острове 844, все они принадлежали хуторянам. Каждый молол муку сам на собственной, а не мызной мельнице. Ветры всегда были помощниками островитянину. Особенно по осени, когда наступала мукомольная страда. Известный сааремааский писатель Альберт Уустулнд в своей многотомной эпопее рассказал историю семьи с маленького островка Вахасе, что расположен рядом с Абрука. Писатель выстроил там себе небольшой домик, где уединялся для работы, ловил угря и язей. Однажды мне посчастливилось провести у него в гостях долгий прекрасный вечер с разговорами обо всем на свете. Жаль, Уустулнда нет больше среди нас, но зато живы его романы, пьесы и песни».

         Альберт Уустулнд родился на хуторе Ула, с 1933 по 1939 год ходил в начальную школу, с 1940 по 1943 год учился в средней школе в Курессааре. Доучиться ему не довелось, потому что юноша был мобилизован в немецкую армию: альтернатива службе была единственная – расстрел. Очевидно, что он не горел особым желанием служить Третьему рейху – вполне возможно, и сложить за него голову, поскольку советские войска приближались и на Сааремаа уже шли ожесточенные бои, – и молодой Альберт в том же 1944 году из немецкой армии сбежал, что подтверждают и многие справочные издания. От себя добавлю: поступил очень мудро, и вообще этот человек, судя по всему, был наделен, кроме большого таланта и способности к творчеству, недюжинным умом и смекалкой, чертой поистине народной! После прихода советских войск будущий писатель, тем не менее, был отправлен в советский лагерь для военнопленных, в котором пробыл, впрочем, не слишком долго. Слава Богу, отделался он сравнительно легко, а ведь времена были страшные и трагические!

         Альберт Уустулнд вернулся в среднюю школу доучиваться, которую успешно окончил в 1948 году. Почти сразу поступил на экономический факультет Таллинского политехнического института и в 1954 году стал дипломированным специалистом. Молодой экономист работал на разных предприятиях рыбной промышленности, возглавлял сектор сбыта  предприятия «Сааре Калури», о котором сегодня можно прочитать, что в соответствии с «давними традициями изготавливается рыбная продукция Kaluri».

         Практически всё время Альберт неустанно занимался творчеством! Причем не только литературным. Он также был автором песен на морскую тематику, многие из которых и сегодня поют на эстонских праздниках, в частности на свадьбах. Эти удивительно мелодичные произведения близки людям.            

         Известность пришла к Альберту Уустулнду благодаря пьесам.  В 1948 году в средней школе Курессааре поставили пьесу «Сырцу марш». Еще большее признание снискали пьесы «Траулеры в тумане», «Владыки моря», «Старая лодка», «Наследники Нептуна», «Мужчины для женщин, море для мужчин». Эти произведения проникнуты добрым юмором, оптимизмом, верой в человека. С большой теплотой люди встретили и радиоспектакли молодого автора на морскую тематику.

         Но самая важная часть творчества писателя – все-таки его романы. Именно они с глубиной и тонким психологизмом повествуют о жизни островитян – людей, хорошо ему известных. Проблемы бытия, нравственные перипетии, уклад жизни колхозного коллектива, глубокий анализ межличностных отношений передают романы «Море горит», (1969);  «Море, люди и боги» (1980), цикл романов «Поле битвы ветров» (1985,1990),«Чарующее море» (1994),«Бури не утихают» (1994),«Бури не закалены»  (1996), «Море сошло с ума» (1996), «Опасные течения» (1998). Это реалистически написанная, грандиозная эпопея жизни островитян с конца XIX века и до конца Второй мировой войны. Жаль, что русскому читателю эти произведения не известны, и очень хочется надеяться, что они будут переведены на русский язык и изданы в нашей стране.

         Альберт Уустулнд, классик эстонской литературы, покоится на кладбище Кудьяпе. Это сааремааский некрополь, который находится на северо-восточной границе Курессааре. Городское кладбище было основано в 1780 году. Писатель оставил этот мир, но герои его книг продолжают жить.

Борис Мисонжников.

На снимке: памятник Альберту Уустулнду в Курессааре

ХХХ

Лембит Уустулнд. И всё-таки он плывёт… (Продолжение)

         Мальчики осмотрелись на баке. Взгляд Матса остановился на маленьком, золотистом, сверкающем колоколе, чем-то похожим на церковный.

         –  Это прямо как на острове Сааремаа в церкве Кихельконна, но намного меньше, –  сказал он с азартом и шагнул поближе. – Ух ты. Когда на судне в колокол бьют?

         И как бы случайно его рука коснулась верёвки. «Дзинь» – зазвенело грустно.

         – Стоп, ребята, стоп… –  забурчал боцман таким голосом, что Матс даже руку за спину спрятал. –  Во-первых, это не игрушка, а во-вторых, на судне бьют не колокол, а рынду. Между прочем, англичане называют – бить glas.

         – Какой  glas? – с удивлением спросил Тынн и шмыгнул носом. Glas на эстонском языке обозначает стекло, и стекло очень легко бьётся.Тынн знал это хорошо. На прошлой неделе, играя в футбол с соседом Иво, пострадало окошко гаража, вследствие чего последовала длинная дискуссия с отцом Калле. Не виноват же Тынн, что Иво был слабак и не смог взять пенальти. По телевизору-то видно, как на мировом чемпионате их ловят.

         Дядя Райво повёл носом так, что усы опять зашевелились, как камыш на ветру. Чувствовалось, что это действие помогало ему шевелить мозгами.

         – Ребята, рында – это символ, – сказал он. 

         Матс очень удивился, разговоры дядя Райво стали странными. Рында – это есть рында! Какие тут ещё символы? Вот в школе, на уроке химии, там действительно символы: железо – это Fe, медь –  Cu.

         – Так как на каждом судне имеется капитан, руль и якорь, имеется там и рында. Почему я сказал символ? –  спросил боцман и сам сразу ответил: – Символ – это такое слово, знак или рисунок, при использовании которого всем ясно, о чём идет речь.

         Дракон заметил, как недоумённо ребята обменялись взглядами, и поторопился объяснить: 

         – Если мы говорим про якорь, про руль или о капитане, всем сразу ясно    становится, что речь идёт о море и судне. Так же относительно рынды. Посмотрите, на рынде даже название судно выгравированно.

         Ребята придвинулись поближе. Действительно, на сверкающей поверхности  виделось название – Silja Festival.

         Боцман нежно погладил рукой рынду и сказал:

         –  На самом деле, это не всегда так было. Смотрите, ребята! Многие вещи, традиции и символы, связанные с морем, как и рында, исходят из Англии. В пятнадцатом веке на английских парусных судах  мерили время песочными часами, которые сделаны были из стекла. Когда песок заканчивался, часы переворачивали, тогда били рынду и команда знала, сколько времени прошло. Также рындой оповещали начало рабочего и свободного времени, а также время приёма пищи и о пожаре.

         – Дядя Райво, дядя Райво! –  с азартом воскликнул Тынн. –  Мог бы я следующим ударить в колокол… – он быстро себя поправил, – бить рынду?          Боцман усмехнулся опять.

         – Жаль, парни, но в наше время замена вахты производится по простым часам. Рында используется только тогда, когда судно сядет в тумане на мель или вообще становится на якорь. Таким образом оповещаются остальные суда о нашем местонахождении. При становлении на якорь боцман, отбивая рынду, оповещает капитана на мостике сколько смычек якорной цепи уходит в воду. На нашем судне можно якоря отдать прямо с мостика и смычки считает электронный счётчик.

         Дракон ещё раз погладил рукой рынду и добавил:

        – Так как рында – это символ, следовательно, она должна сверкать, как маленькое солнце.

         Опомнившись, боцман посмотрел на часы и засуетился.

         – Ребята, пора! –  сказал он. – Капитан дал нам полчаса, а на этом судне  полчаса – значит полчаса, и ни минутой больше! Давайте, шевелитесь!

         Закрывая ключом за собой дверцу, дядя Райво хитро спросил:

       –  Ну, набрались ума?

         Братья задумчиво закивали головой.

         – Если так, тогда ответьте мне на пару последних вопросов, – сказал Дракон, уже шагая по коридору: – Какой на судне самый длинный, а какой самый короткий конец?

         Торопясь, с трудом поспевая за боцманом, братцы попытались пошевелить мозгами.

         – Ну, швартовые концы достаточно длинные, – бормотал Матс, а Тынн замолчал, думая про себя о правильной технике броска «обезьяннего кулака».    

         Дойдя до двери капитанской каюты, дядя Райво, хитро улыбаясь, сказал:

        – Запоминайте, ребята, раз и навсегда: самый короткий конец на судне – это конец, с помощью которого бьют рынду. А самый длинный конец на судне – это язык боцмана!

                        Много    тысяч     лошадей

         Капитан в своей каюте был не один. Вместе с ним был длинный дядя в морской форме, и они согнулись над письменным столом, на котором лежал какой-то чертёж. У чужака были на плечах погоны с четырьмя лычками, как у деда, но, кроме того, был ещё добавлен знак золотого пропеллера.

         – А… Пропавшие юнги появились,  – сказал дед и выпрямился. – Мальчики, познакомьтесь: это старший механик дядя Хейно.

         Когда чужак выпрямился и протянул ребятам свою огромную руку, он почти дотронулся головой до потолка. Парни поздоровались. Матс был заинтригован. Тут дело было со старшим механиком, который заведовал всеми механизмами на борту судна, и такая громадина, как «Silja Festival» должна была иметь мотор мощней, чем какой-нибудь автобус.

         – А…А возможно ли заглянуть в машину? – спросил он взволнованно.

         – Подождите же вы! – дед взмахнул рукой: – У дяди Хейно забот навалом, некогда ему тут с вами  нянчиться.

         Старший механик приподнял очки в круглой оправе на лоб, задумчиво почесал свою серую бороду и сказал:

         – Самая плохая вещь в мире – это отсутствие интереса! И, наоборот, если человек чем-то интересуется – будут умение и знания. А значит, для этого надо всегда время найти.

         Он свернул чертёж, убрал его с капитанского стола, сунул под мышку и взял курс на дверь.

         – Ну, мужики, давай – вперёд! Спустимся в машину.

         Телефон на столе деда затрещал в очередной раз. Держа трубку у уха, капитан помахал ребятам.

         В этот раз на лифте спустились до самого низа. Дядя Хейно впереди, а ребята – за ним, вошли в объёмное помещение с большими окнами, кучей компьютеров и пультов. Какой-то человек сидел в синей робе перед  монитором и усердно наблюдал за показателями. Пока ребята оглядывались, дядя Хейно спрашивал у него про какие-то температуры.

         Ух, как интересно! Матсу  захотелось расспросить обо всём вокруг, но, к сожалению,  он не знал с чего начать.

         – Ребята, а вы знаете, где сейчас находитесь? – спросил дядя Хейно.

         – Нууу, в машинном отделении, – протянул Тынн.

         – В действительности мы находимся на главном пульте машинного отделения, – объяснил дядя Хейно и очертил в воздухе рукой большой круг. – Если хотите, главный пульт является сердцем машины и всего судна! Отсюда наблюдают за работой главной силовой установки, котлов, генераторов и вообще за всеми механизмами на борту.

         Усмехаясь, он почесал подбородок и продолжал:

         – Без главного  двигателя судно является огромной, пустой стальной коробкой, которая опасна для себя и для других вокруг. Так же, как и человек – без сердца от нас никакого толка!

         – А… а… а  где мотор? – спросил Матс.

         – Ребята, у автобуса, комбайна и трактора – мотор. Судно имеет силовую установку, которая называется  главной машиной. У «Силья» их целых четыре с мощностью 35 000 лошадинных сил!

         – Сколько? – спросил Матс, качая головой. – У папиной машины только 100 лошадиных сил.

         – Ну и ваша машина намного меньше, – ухмыльнулся дядя Хейно.

         – В этом есть крупинка истины, – признался Матс. – Но всё-таки 35 тысяч лошадей – это огромное число!

         – А теперь пойдём и осмотрим главные двигатели, – сказал стармех и вывел ребят через дверь на металлическую лестницу, где в нос ударило горячим воздухом, запахом масла и дизельного топлива. Где-то зашумели, засвистели, зашелестели какие-то механизмы. В этом помещении уже тишины не было, и чтобы тебя слышали – надо было кричать. Угадав мысли ребят, старший механик объяснил:

         – Сейчас, когда мы стоим у причала, мы друг с другом можем тут общаться громким голосом, но на ходу в море даже крик будет еле-еле слышен.

 (Продолжение следует)

Перевод автора.