Что может быть серьезнее философской науки? Только сами философы. Их лица смотрят с портретов в энциклопедиях, учебниках, справочниках. Строгие, умные, вызывающие благоговение лица. Неужели философы никогда не улыбались? Улыбались. И еще как! Чувства юмора и простительных недостатков у них было предостаточно.

        В сюжетах «камешков» переплетаются подлинные факты биографии и вымышленные. Это не научные изыскания, а легкие, шутливые, ироничные повествования, основанные на звуковых и буквенных ассоциациях, на ситуациях, в которых оказались мыслители и в которых могли оказаться, исходя из их характера, образа жизни и привычек. Герои – и  реальные люди, и те, кого автор выдумал. Зачастую смещены время и пространство. Много смешных деталей.

         Невероятные приключения великих людей и их повседневный быт, в котором они были такими же, как и все смертные… Вот такими философы и предстают в «камешках» вместе с их заслугами перед человечеством. Языком, доступным даже для школьника младших классов, говорится о вкладе корифеев в мировую мысль, законспектированы их теории, научные направления, идеи, приметы времени. Каждый из классиков философии делал и делает нас умнее, образованнее, проницательнее. Это самое главное.

Анри СЕН-СИМОН

ПОДАРОК СИБИРСКИХ КУПЦОВ

            Очень любил полежать, понежиться Анри, эдак с вечера до утра, на мягкой и пышной, пролёженной перине. На ней графу де Сен-Симону приходили в голову разные философские идеи. Например, не давала покоя навязчивая мысль: ему казалось, что общество, в котором он жил, разделено на две части – группу индустриалов (к ней мыслитель относил всех, кто трудился) и группу досуга (понятно, кого он имел в виду, – знать).

         Чтобы аргументировать эту теорию, Сен-Симон поехал в свое родовое имение, посмотреть, как живут крестьяне. Он восхитился их усердием на полях и на фермах, поинтересовался досугом и сделал вывод: крестьяне после работы тоже любят полежать. Но лежат они не на перинах, а на сене, на сеновале. «Надо быть ближе к земле, к народу. Это будет социально значимо», – принял решение Сен-Симон и соорудил в своем поместье амбар.

         Амбар этот был огромных размеров, неизмеримой высоты. И построен из отполированных кедровых бревен, присланных ему бородатыми купцами из морозной Сибири, почитателями концепции утопического социализма. Последователями, как выяснилось гораздо позже, на свою голову. Но и в голову Сен-Симона тоже не приходило, чем может кончиться его социализм, даже утопический.

         Один из отсеков амбара был доверху забит сеном. Сен-Симон хватал длинную узкую лестницу, стоящую у стены; сгибаясь от тяжести, доносил ее до скирды; устанавливал под углом в тридцать градусов и, подтягивая одну ногу за другой, вскарабкивался на верхнюю перекладину. Затем немыслимым образом изворачивался и спиной падал на сено. Наступало блаженство. В голове Сен-Симона возникали разные замыслы. Днем, макая пером в чернила, он их осуществлял на бумаге, а потом издавал труды. Сено и сделало Сен-Симона социальным реформатором.

         Нет, не только сено. Очень часто после работы к  Анри приходила из ближней деревни молодая крестьянка по имени Симона. Благодаря Симоне, соединившей в себе категории индустриалов и досужников, Сен-Симон и взобрался на вершину философской мысли, стал большим авторитетом в мире социальных реформ.

Бенедикт СПИНОЗА

ТРИУМФ СЛАВЫ

         «Fantastisch! Какие кренделя он выделывает ногами!», – восхищались нидерландские барышни в левом углу бального зала.

         «Какая выправка, как держит спину!», – с оттенком зависти комментировали офицеры королевской гвардии в правом углу.

         Было отчего прийти в восторг. Ведь кренделя выделывал не кто иной, как великий философ семнадцатого века сам Бенедикт Спиноза. Оказывается, он не только перевернул метафизические представления современников, но и совершил революцию в танцевальном искусстве.

         «Танцует, как Спиноза», – было высшей похвалой в светском обществе. Не меньшей заслугой, чем самая престижная в Нидерландах премия в области науки – «Премия Спинозы».

         Такая ситуация спустя двести пятьдесят лет вызвала полное неприятие у молодого испанца, профессионального танцора Леона Эспинозы. «Он на одну букву меньше меня, а танцует лучше? И что из того, что называет себя реформатором философии? Я себя тоже кем угодно назвать могу! Не отдам ему мою славу»!

         Эспинозу, действительно, знали во многих странах. Но всегда путали со Спинозой. Леону это не нравилось. И он решил превзойти голландца не только в танцах, но и в философии. В философских мыслях Бенедикта, особенно в его теории познания, Леон, понятно, не разобрался и никаких успехов в этой науке не добился. Даже сломал голову от усердия.

         И все же он превзошел соперника. Узнав, что по вечерам Спиноза шлифует оптические стекла (денег ему, что ли, не хватает?), Леон освоил эту специальность так, что превзошел в ней самого Бенедьо (исп. ласкательное) с его теорией познания. Теорию эту он воплотил в жизнь шлифовальной практикой.

         Грандиозный триумф славы пришел к Леону Эспинозе в тот год, когда он находился в Москве и когда русский писатель Антон Павлович Чехов доверил ему отшлифовать стекла для своего пенсне и запечатлел образ Эспинозы-Спинозы в одном из своих рассказов. Бенедикт Спиноза такой чести от литераторов своего времени не удостоился.

Людвиг Андреас фон ФЕЙЕРБАХ

ЧЕРНАЯ ОВЧАРКА

         Людвиг Андреас фон Фейербах, конечно, не мог знать Юрия Шлиппенбаха. Но Шлиппенбах кое-что слышал о нем и, постигая университетский курс, даже пытался вникнуть в труды великого германского мыслителя. Осталось не ясным, удалось ему это или нет. Тем не менее Шлиппенбах был ярым последователем Фейербаха, который, как истинный немец, любил пиво – в умеренных пропорциях. Писатель Довлатов правильно назвал Шлиппенбаха, редактора одной из городских многотиражек, философом пивного ларька.

         Представляете, в любимой «таверне» Фейербах подходил к стойке, из-за которой ему во весь рот щерилась крепко сбитая девушка в баварском национальном наряде с угрожающе выставленной вперед пышной грудью (гордостью каждой германской валькирии), брал дубовые кружки с пенным напитком и одну за другой (этак с дюжину) водружал их на мраморный стол. А стол уже облеплен бюргерами, охочими до дармовой выпивки. Раскуривая кубинскую сигару, весь в клубах дыма, Фейербах витийствовал, выкладывая одну за другой смелые материалистические идеи. Бюргеры внимали и не торопились уходить.

         Кружки были большими и тяжелыми, и чтобы не уставать, поднимая их, приходилось пить пиво большими глотками. Людвиг Андреас сче  это убедительным примером, подтверждающим правильность диалектического вывода о том, что качество переходит в количество и наоборот. Бюргеры выпучили глаза, когда прямо за столом Фейербах сформулировал им и свой только что придуманный закон о том, что каждый «человек есть то, что ест» или пьет.

         Позже, когда в результате финансовых махинаций его жены Берты (бизнес-вумен, совладелица фарфорового завода) Фейербах впал в нищету, он, вспоминая столь необходимые науке посиделки, пришел к утешительному для себя и многих немцев выводу: бедность – лучшая школа жизни. Бедность делает человека изворотливым, заостряет его ум, толкает к размышлениям. Даже в этой незавидной ситуации Фейербах нашел позитивное начало. Он всегда был оптимистом.

         В тот день, когда вышла его новая книга «Стремление к счастью», над вечерним городом бабахали фейерверки. «В мою честь», – обрадовался  философ и, вскинув голову, попытался отыскать в огненном потоке (так, кстати сказать, переводится его фамилия) рисунок своего имени.

         Ничего не разглядел Фейербах, но зато к нему подошла заинтригованная черная овчарка и, словно понимая ход мыслей импозантного господина, одобрительно помахала хвостом. Благородное чело, аккуратно подстриженные усы и борода, безукоризненный костюм – вылитый Фридрих Энгельс. Но собака этого сходства не уловила. Господин понравился ей сам по себе. Людвиг Андреас ласково потрепал своего неожиданного почитателя за уши:

         – Не это ли – единство всего сущего во вселенной?!

         (Теперь понятно, из какого философского постулата взялась поговорка: «Собака – друг человека»).

         Из таких вот фактов, событий, наблюдений, из их анализа и складывалась позитивистская философия Фейербаха. В основе его теории лежат понятные каждому принципы. Человек объединяет в себе материальное и духовное. Идеи не возникают сами по себе; они – продукт людского сознания. Природа вечна, у нее нет конца и начала. Не существует никаких других реальностей, кроме человека и природы. Главным интересом философа должна стать именно личность.

         Идеи Фейербаха, особенно ярко высвеченные в триумфальной книге «Сущность христианства», были смелые, всеохватывающие. Он словно переправу соорудил от идеализма, немецкого классического учения до материализма девятнадцатого века.

         Всенародный кумир Карл Маркс в городе Эрлангене старательно конспектировал фейербаховские лекции по логике, метафизике, новой философии. В них основоположник обнаружил целый комплекс идей, предшествующих учению, которое так и назвал – марксизм. Позже уже Фейербах пришел к Марксу и зачем-то, хоть и не интересовался политикой, вступил в его социал-демократическую партию. Наверное, ему, депутату франкфуртского Национального собрания, такой наказ был дан избирателями.

         Идейное взаимопроникновение двух гигантов материалистической мысли привело к эпохальным, титаническим и, если не возражаете, – то и к тектоническим сдвигам. Человечество было в восторге!