Программе «Время» исполнилось 55 лет. Эта дата была замечена и отмечена многими СМИ. Материалы были разными по объёму и качеству. Мне, как человеку, поставлявшему сюжеты в программу на протяжении 17 лет, особенно приятно, когда к разговору приглашаются ветераны программы из самого что ни на есть рабочего звена – редакторы, корреспонденты. Именно такое интервью я увидел в русскоязычном RT. Журналист Анна Круглова, которая ведет рубрику «Незабытые истории», побеседовала с Ириной Леопольдовной Терешкиной. Мы с Ирой познакомились и подружились в 1975-м, когда меня назначили корреспондентом Гостелерадио СССР по Ленинградской и Псковской областям, а она была моим учителем, редактором и кормчим в море телевидения, неведомом тогда для меня, молодого парня, пришедшего из ленинградского радио.

По договорённости с Ирой я хочу предложить читателям «Петербургского публициста» это интервью, озаглавленное в RT «Прародитель российского информационного вещания», предпослав ему некоторые свои заметки, комментарии и немаловажные, на мой взгляд, детали.

Сначала о самой дате. Сохранить название, конечно, можно. Вернуть время нельзя. Сегодня это другая программа. Да и на других каналах дети разбежались от прародителя довольно далеко, каждый в свою сторону. И я думаю, ничего подобного той программе 70-х – 80-х годов, которую я застал, уже не будет.

Главное: при всей перегруженности официозом это была ДЕРЖАВНАЯ программа, рупор большой, могучей страны. Не скрою, когда программа начиналась с чего-то тогда обязательного – новостей сева, трудовых побед заводов, и дикторы читали это с ощутимым подъёмом, мы морщились. Дураки мы были. Это была жизнь страны, рассказ о тех, кто нас кормит-поит, кто стоит у станка, кто развивает науку. Положа руку на сердце – разве сейчас нет в людях этой тоски по державности, по крепкой, честной власти?  Разве не потому многие так поднимают на щит Сталина?

Еще отличие той программы: гигантская, непредставимая нынче аудитория. Формально – только в СССР – 150 миллионов зрителей, но нужно добавить и зрителей зарубежных, особенно в странах социалистических. И это понятно: в программе озвучивались решения политбюро, важнейшие доклады, определявшие политику, доносящие мнение Москвы. А значит, это надо было знать руководителям всех уровней. В СССР – в республиках, областях, районах. За рубежом – ведущим политикам, специалистам   по «советам»,  руководителям партий.

Королей, как известно, играет свита. И она, конечно, смотрела тоже. А вдруг патрон спросит: вы видели? Слышали? Что думаете по этому поводу? Не случайно тогда говорили, что директора, как муху, можно было прихлопнуть газетой. А уж сюжетом в программе «Время» и подавно. Но в 70-х критики в программе было немного. В 80-е, в перестройку таких сюжетов стало больше.

Полчаса на всю страну – этого было, конечно, мало. Но всё-таки  шли репортажи с полей, с предприятий, научных институтов,  рассказы о выставках, театральных премьерах. Да, в основном в позитивном плане – успехи, достижения, рекорды.  Да, можно сказать, это было искусство соцреализма в информации. Да, наверное, не отражалась жизнь со всеми её тенями и полутонами (а вообще-то такой идеал возможен?). И всё-таки это была широкая картина жизни страны, которая внушала оптимизм.

Случилось так, что масштаб и значение программы мне довелось прочувствовать в конце 70-х годов, когда приобрёл брошенный домик в Псковской области, в красивейшем Себежском районе. Пока приводил свой домишко в  жилое состояние, несколько дней ночевал в избушке пенсионеров – экс-доярки Анны и почтальона Васи. Каждый вечер они смотрели программу «Время». Оптимистическое содержание сюжетов не очень стыковалось с  их стареньким черно-белым телевизором над продавленным диваном. Но они смотрели, гордились, как чем-то своим. А когда я снял в хорошо им знакомых окрестных лесах сюжет о мемориальной партизанской землянке, восстановленной к празднику партизан трёх республик – России, Латвии и Белоруссии (Анна в войну была партизанской связной, а Вася – танкистом), они были просто счастливы.

Честно говоря, и я  гордился, что в течение дня удалось снять и из такой глуши доставить в Москву, проявить, смонтировать и в тот же вечер дать в эфир этот сюжет. От землянки мы по лесной дороге добирались до Себежа. Там меня ждал помнящий лучшие времена милицейский вертолёт МИ-1. Летим в Великие Луки, на аэродром. Смотрю – машины внизу обгоняют вертолёт. Спрашиваю летчика: если на дороге нарушитель, как же ты его поймаешь? Отвечает: по прямой не догнать, но дорога петляет, так пойду наперерез. Пошёл дождь, летчик закрыл форточку – чтоб не дуло. На аэродроме  передали коробку с непроявленной пленкой лётчикам. В Москве, в Домодедово, её должны были ждать, а мы – назад в Себеж, на антикварном летательном средстве. Это я о сложности процесса в те времена, когда снимали на плёнку, а её надо было и доставить, и проявить, и смонтировать. Всё это требовало высочайшей организованности, слаженности всех звеньев.   

Отдельно надо сказать, что программа довольно широко освещала международную жизнь. К концу 80-х лет ГОСТЕЛЕРАДИО имело самую разветвленную корреспондентскую сеть в мире. Правда, надо заметить, что  корреспонденты не были в штате «Времени», мы должны были выполнять задания всех редакций ГОСТЕЛЕРАДИО. В том числе «Клуба путешественников», «В мире животных», молодёжной редакции, музыкальной и т. д. И если съёмки в нашей стране эти редакции могли провести и своими силами, то за рубеж их выпускали неохотно, только в крайнем случае и при небольшом количестве сотрудников. И эта работа ложилась в основном, на собственных корреспондентов. Но это позволяло более полно использовать творческий потенциал и технику, не сидеть сложа руки в ожидании событий, а работать интересно и разнообразно. При этом съёмки для программы «Время» всегда были на первом месте.

С годами в ГОСТЕЛЕРАДИО выросли выдающиеся журналисты-международники. Цветов в Японии, Дунаев в США, Сейфуль-Мулюков, специализировавшийся по странам Востока, Фесуненко (Португалия, Бразилия) и многие другие. В Европе наши корреспонденты были практически в каждой стране. Вживались в культуру, осваивали традиции, знали и понимали историю. Работа глубокая, которая практически исключала поверхностность и рождённые ей ошибки. Был и ещё один плюс: в социалистических странах, да и в прочих тоже, мы (я говорю так, потому что 8 лет и сам руководил отделением Гостелерадио в Праге) были ориентированы редакцией на изучение и популяризацию опыта развития. Всякого – социального, экономического, научного, культурного.

Сколько я сделал сюжетов о поддержке индивидуального жилищного строительства, о работе частных ресторанчиков, программах поддержки пенсионеров, опыте кооперативов – не сосчитать. А что мы сегодня знаем о жизни Румынии, Болгарии, Чехии, Польши кроме заявлений их политиков или скандального негатива с памятниками советским воинам? Именно скандального, а ведь есть и другие примеры. Есть люди, которые отвергают официальную пропаганду, оставаясь верными друзьями России, благодарными за освобождение от фашизма.  Желающим могу переслать фотографии, полученные мной недавно – словак, музыкант Милан Ольшак, приехал в Прагу и возложил несколько венков на Ольшанском мемориальном кладбище. За свои средства, от своей души.

В связи с поставками оружия на Украину, в том числе и из стран Восточной Европы, из некоторых наших СМИ летят к нам в уши виновные во всех грехах поляки, чехи, словаки, болгары. Просто и быстро – виноваты. А то, что далеко не все представители этих народов заодно со своими правительствами, это за кадром. Мы с людьми-то простыми вот уже 30 лет не разговариваем. Интересны политики, бизнесмены. Да и то не из всех стран. Восточная Европа в наших СМИ, особенно на телевидении, давно забыта. Ладно, заканчиваю на эту тему. А то знающие меня скажут: опять Андреев сел на своего любимого конька.  Но ведь жили мы  как-то без скандалов принца Гарри и прочего зарубежного грязного белья!   

Пробиться в программу было трудно, отсюда – отличие третье: громадная ответственность за язык, за качество материала. За свеклУ, за ИХНИХ (а мы это слышим сейчас сплошь и рядом), можно было вылететь моментально, как пробка из бутылки. Юрий Александрович Летунов (https://radio_mohovaya9.tilda.ws/letunov_legenda) такого грамотея просто бы растоптал. Одна редакторша мне рассказывала, что она, будучи родом из Ставрополья, годы выправляла своё южно-русское произношение, убирая мягкое «Г». Есть норма языка и извольте её держаться. Мне кажется, что высочайшее качество работы достигалось благодаря огромному неравнодушию руководства программы к своему делу. Но об этом вам подробно расскажет  Ирина Терёшккина.   

Палата мер и весов

— Вы всю жизнь отдали редакции информации и программе «Время». В чём уникальность этой передачи?

— Программа «Время» — это особая редакция. Как сказал когда-то Анатолий Лысенко: «Программа „Время“, если хотите, — это палата мер и весов».

Сегодня многие руководящие посты на ТВ занимают выходцы из программы «Время». Олег Добродеев, Марина Назарова, Константин Точилин — все оттуда. И ни один канал, имеющий информационное вещание, не обходится без отработанной в этой передаче с первых лет структуры и технологии. Сейчас мы понимаем, что тогда делали историю. Многие корреспонденты, работающие на ведущих каналах, вышли оттуда. «Время» — это философская единица, я считаю.

 Эстафета новостей

— Но и сама программа «Время» появилась не с белого листа.

— До появления программы «Время» в 1960-е годы выходили «Новости», а в конце каждой недели была популярнейшая у зрителей «Эстафета новостей». Этот выпуск состоял из сюжетов и прямых включений, которых было по пять-шесть за эфир. Причём всё это делалось на технике, с которой было сложно качественно работать.

Редакторами были Геннадий Свищенков и Алла Александрова, которые несли на себе груз хронометража. Ирина Туркина, которая до сих пор работает в «Новостях» на Первом канале, была на «Эстафете новостей» ассистентом режиссёра.

Останкинский десант

— Телецентр был построен в 1967-м, а первая программа «Время» в 1968 году снималась на Шаболовке. Почему не в «Останкине»?

— В «Останкине» ещё невозможно было работать, шла сплошная стройка. Но мы уже начали осваивать это пространство. Благодаря запуску Останкинской телебашни появилась Четвёртая программа. Это был эксперимент Месяцева. Для его реализации от каждой редакции был высажен «останкинский десант».

Мы делали блок «Занимательная информация», первый выпуск которого вышел в эфир 4 ноября 1967 года в 19:45. Именно он открыл для советских зрителей работу Останкинской башни.

Это была своего рода альтернатива официальной информационной программе. Мы расширяли представление о новостях. Искали изюминки, которые должны были присутствовать в каждом сюжете 15-минутной передачи.

К тому моменту под Останкинской башней стояла коробка, в которой были смонтированы две студии, седьмая и восьмая. Напротив — два барака. В одном жили рабочие, которые продолжали строительство, в другом работали редакции. Из барака бежали на эфир по пересечённой местности: стройка, снег, лёд и другие прелести. Столовой тоже ещё не было. Сюда приезжала женщина с творожными и плавлеными сырками, сутками грелся титан с горячей водой.

У нас ещё не было своих источников информации, не было подписки на агентства, не было корсети. Микрофонную папку каждого выпуска подписывали у руководства на Шаболовке. Транспорта из Останкина ещё не было никакого — пешком, по грязи в резиновых сапогах. Это была наша жизнь.

Но брожение в умах было всё время, что в конце дня нужно делать итоговую передачу. Одними из инициаторов такого выпуска были журналисты Леонид Золотаревский, отличившийся потом как военкор в Афганистане, Ирана Казакова, Леван Дзаридзе и главный режиссёр редакции Алексей Петроченко.

Программа «Время» вышла в эфир 1 января 1968 года. На первых порах она была очень «рыхлой». До нас такой программы не было, поэтому каждый выпуск был как пробный. Хотя сюжеты были уже более продолжительные, содержали комментарии и попытки анализировать события.

Ещё не было чёткой вёрстки выпуска, той выстроенности, которая пришла со временем. Не было «шапки» (начальной заставки телепрограммы. — RT), и тем более не было узнаваемой музыки, ставшей потом визитной карточкой программы «Время».

— Кто был первым руководителем программы «Время»?

— Первым главным редактором стал Николай Бирюков, а всем Гостелерадио СССР в тот момент руководил замечательный человек Николай Месяцев. Но хрущёвская оттепель была на излёте. Месяцева сместили, и Гостелерадио возглавил Сергей Лапин, который пришёл следовать курсу на «возрастание руководящей роли партии». Его приход сопровождался увольнением из редакции нескольких десятков человек. Мы с коллегами тоже пошли «под нож»: я, Елена Миронова, Наталья Чернова и другие сотрудники.

В 1970 году главным редактором программы «Время» был назначен Юрий Летунов. Именно он выстроил ту безупречную технологическую систему, по алгоритму которой и сегодня работает всё информационное вещание современного российского телевидения.

Когда Летунов возглавил нашу редакцию информации, первым делом решил пройтись по списку уволенных. И он сказал тогда Лапину, что почистит ряды не раньше чем через год, когда сам поймёт, кто чего стоит.

Я к тому времени уже устроилась в некий журнал, но всё никак не решалась отнести им трудовую книжку. И вдруг мне звонит секретарь Летунова и говорит, что Юрий Александрович очень просит меня подъехать к нему в любое время. Мы долго говорили, о чём — от волнения я не помню. Он записал мою фамилию на листке и сказал: «Вот смотри, кладу на сердце, — и положил во внутренний карман. — Никуда не устраивайся, я тебя верну». Так и вышло. Он вернул меня и некоторых других наспех уволенных сотрудников.

Ни дня без Ленинграда

— Как менялась программа «Время» с приходом Летунова?

— До того как возглавить редакцию информации, Летунов руководил радио «Маяк». У нас даже долгое время было такое понятие — «школа Маяка». Но у нас не было по-настоящему развитой корреспондентской сети.

Летунов подвёл меня и ещё двоих редакторов к огромной географической карте Советского Союза, висевшей у него на стене, и поставил задачу: «Через три месяца вы должны повернуть к нам лицом всю страну».

И мы приступили к созданию корпунктов. Их было открыто больше сотни в стране и несколько десятков за рубежом. Редакторы корсети постоянно были на связи и курировали журналистов на местах. Шла взаимная работа. Что-то предлагали они, в то же время постоянно выполняли редакционные задания. Все поезда, самолёты и пароходы обязаны были доставлять нам плёнки. Проявка занимала три часа. Монтаж занимал от часа и больше.

— Какой регион входил в зону вашего внимания?

— В сферу моей личной деятельности входили Ленинград, Псков, Новгород, республики Прибалтики, Ярославль и Кострома. Но особое внимание Летунов уделял, конечно, городу на Неве. Он считал, что в программе «Время» ни дня не должно быть без Ленинграда.

Пример: однажды Летунов остановил меня в коридоре и начал отчитывать: «Опять мышей не ловишь? У тебя в Ленинграде Манькин поёт, а советский народ об этом ничего не знает! Выгоню и тебя, и Андреева». Я звоню нашему собкору в Ленинграде Сергею Андрееву и судорожно пытаюсь выяснить, кто такой Манькин. После некоторых рассуждений мы догадались, что речь идёт о вернувшемся в Ленинград из театра Ла Скала теноре Юрии Марусине. На следующий день в эфир вышел репортаж о том, как партию Ленского в Кировском театре блестяще исполнил Юрий Марусин.

— Кто ещё был в руководстве редакции в то время?

— У Летунова было два заместителя. Первый — Дмитрий Бирюков — молодой, высокий, красивый, весёлый, жизнелюбивый, однофамилец первого главреда, никак с ним не связанный. А второго заместителя — Леонида Хатаевича — он привёл из «Маяка»: маленький, некрасивый, загнанного вида, но умница редкий. Когда Летунов срывал на нём зло, Хатаевич говорил: «Ну что вы, Юрий Александрович, на меня кричите? Я ведь никогда не стану таким высоким и красивым, как Дима».

 Время, вперёд!

— У программы «Время» был строгий порядок, который профессионалы называют вёрсткой. Как он сложился?

— Когда Летунов возглавил редакцию, он сказал, что в программе «Время» обязательно должно быть то, что очень интересует людей. Уборка урожая — обязательная вещь. Рассказ о том, что сталевары в свободное от работы время ходят на голове, — занимательно. Но абсолютно всех, говорил он, интересуют погода и спорт. Значит, без погоды и спорта программа в эфир выходить не должна. Пять минут спорта и две с половиной минуты погоды — это была летуновская установка. Летунов зафиксировал время выпуска — 21 час. И это было очень важно, потому что раньше время было плавающим.

— Как в программе «Время» появилась узнаваемая музыка?

— Образ каждой программы начинается с первых аккордов музыки. Она должна быть узнаваема, любима и притягивать внимание. Сейчас мы говорим о Свиридове и его знаменитой «Время, вперёд!», которую выбрал наш блестящий журналист Андрей Золотов.

И подход к музыке, завершающей программу, должен был быть особым. Это тонко прочувствовала музыкальный оформитель Елена Шепелёва. Она перебрала всю гигантскую фонотеку радио и телевидения и нашла французскую песню «Манчестер и Ливерпуль». За эту находку, за попадание в тему и настроение Летунов выписал ей тогда значительную премию.

При Летунове вообще нельзя было спокойной походкой пройти по коридору. Всё должно было гореть, вылетать из-под ног и немедленно реализовываться в эфире. За яркие творческие идеи он щедро выписывал большие деньги. Скромность не признавалась и не поощрялась им. Как пример, Геннадий Свищенков, о котором я рассказывала, — скромный человек и невероятный трудяга. Летунов часто делал ему замечания за то, что он «годами отмалчивается на летучках», не кидает идеи и никого не перебивает.

— А сам Юрий Летунов каким был по характеру?

— Он хотел знать всё и обо всём. Пример: Останкинскую башню запустили в 1967 году, а Летунов пришёл в 1970-м и на одной из первых же редакционных летучек задал вопрос: «Кто был на башне?» Молчание. «Для чего понадобилась новая башня при наличии Шуховской? Что она всем дала?» Через некоторое время вся редакция отправилась на башню.

Юрий Александрович горел как огонь. Он буквально жил на работе и быстро сгорел… И хотя его руководство продолжалось всего семь лет, он остался в истории программы «Время» как эпоха. Он разработал технологию и структуру редакции. Другие редакции говорили: «Что вы там делаете в вашей информации? Раз плюнуть». Но это не так.

Это стало наглядно видно, когда в 1990-е началась чехарда главных редакторов. Помню, приходили франты в замшевых туфлях с модной причёской и начинали произносить какие-то умные слова, которых мы даже не понимали. А на третий день — глаза бегают, галстук набок, пробора нет. Все спрашивают о чём-то, а он ни на один вопрос ответить не может. И очень скоро понимает, что влип. Многие поработают месяц, сходят с ума и сбегают.

За время моей работы, а это больше 30 лет, я пережила 16 главных редакторов.

— Что представляла собой микрофонная папка?

— Микрофонка — это полное отражение текста эфира на бумаге. Помню, рассказывал коллега, живший с Летуновым в одном доме, что по вечерам, когда сам он выходил гулять с собакой, то встречал Летунова, который поздно возвращался домой с кипой микрофонок в руках. Как учитель несёт сочинения домой на проверку, он читал все микрофонные папки за день.

— Читал после эфира? А как же цензура, о которой так любят рассказывать?

— Цензор сидел в редакции, но это была другая цензура. У цензора был огромный том, содержащий перечень ограничений для эфира: в первую очередь это было связано с соображениями секретности и безопасности. Например, нельзя было делать панорамы по мостам. Можно было показать только начало моста и конец.

Какие задачи были у цензора, только они и знали. Но даже урожайность пшеницы нельзя было называть. Это была стратегическая цифра. Нельзя было давать названия некоторых заводов. Но и корреспонденты на местах хорошо знали, куда они могут сунуть нос, а куда нет.

А Летунов до эфира смотрел и вёрстку, и стиль, и слова, и построение сюжета. Его интересовало всё. Ему было важно, чтобы мы писали так, чтобы зритель легко и безошибочно воспринимал информацию. Он работал очень много. Когда ему дали орден Трудового Красного Знамени, то все шутили, что это ошибка и надо было дать Боевого Красного Знамени. Мы его боялись и очень любили.

Минута молчания

— Как появилась минута молчания? Она тоже была придумана в редакции информации?

— Минута молчания была придумана у нас в 1965 году, к 20-летию Победы в Великой Отечественной войне (https://rg.ru/2020/05/10/9-maia-1965-goda-v-sovetskom-soiuze-byla-vpervye-obiavlena-minuta-molchaniia.html). Её сделали Николай Месяцев и Ирана Казакова. Они писали этот текст два месяца. Когда написали и выверили каждое слово, то стали думать, на чём это показывать. Могилы Неизвестного Солдата у Кремлёвской стены ещё не было.

Сначала хотели прочитать этот текст на портрете солдата. А почему солдат, спросят у нас. А где танкист? Где лётчик? Где матрос? Споров было много. Предложений тоже много. Сошлись на том, чтобы в студии зажечь огонь на фоне кирпичной стены. В студии возвели стену и зажгли на полу огонь в гильзе. Минута молчания должна была выходить в прямом эфире.

Но была опасность, что огонь неожиданно погаснет. И тогда режиссёр Наталья Левицкая по собственной инициативе во время репетиции сняла огонь на плёнку и на всякий случай зарядила его в кинопроекционной аппаратной. И действительно, в прямом эфире огонь стал затухать. Тогда Наталья тут же включила плёнку и перешла на неё.

От текста, который был написан для минуты молчания, мурашки шли по коже. Читали двое: Юрий Левитан и мало кому знакомый диктор радио Вера Енютина. И когда они прочли это в эфире, то страну просто взорвало, нас засыпали письмами и звонками…

А дальше получилось вот что: Вера вышла замуж за американца и уехала из страны. И руководство Гостелерадио распорядилось написать новый текст для минуты молчания. Поручили Галине Шерговой и Евгению Синицыну, а записал Игорь Кириллов. Это было хорошо, безусловно. Но мне кажется, что первая «минута» была сильнее.