Жизнь философов полна приключений. На каждом шагу их подстерегают опасности, невзгоды и недоразумения. Так, один из сегодняшних героев был неоднократно бит прямо на улице, трижды сидел в тюрьме и потому, став Просветителем, вместе с русской императрицей установил эпоху Просвещения. Другой купил аркебузу и, на время забросив науку, ушел добровольцем на фронт, мечтая взять в плен Наполеона. Его так и назвали – Терминатор. Еще один открыл Атлантиду и передвинул истуканов на острове Пасхи. С его именем связана неразгаданная до сих пор загадка происхождения сочинений Шекспира. Словом, не будь в жизни ученых невероятных перипетий, может быть, и мысль их не обрела бы вселенского размаха, не открылась бы им столбовая дорога на философский Олимп.

Таинственные скелеты

         – Спасибо Фрэнсису! – воскликнул, получив удар яблоком по голове, человек по имени Исаак.

         Это был Ньютон. Выбравшись из-под ветвей дерева, он прямиком отправился к философу Бэкону, который жил в Лондоне, на главной улице Стрэнд.

         – Ну что ты, Исачок? – добродушно развел руками Фрэнсис. – Ученый ученому –  друг, товарищ и брат.

         – Ладно… Какой я без тебя ученый? – потупившись, промямлил Ньютон. – Не замолви ты за меня словечко где надо, остался бы в неизвестности.

        Такой диалог вполне мог произойти, если бы двух звезд науки не разделяло столетие.

         И все же знаменитым Ньютон стал благодаря Бэкону. Да, Ньютон силою ума своего открыл закон всемирного тяготения, ввел человечество в таинственный мир механики. Однако именно Бэкон признан основателем опытной науки нового времени, вся суть философии Фрэнсиса заключается в одном его же афоризме: цель науки – «быть полезной человечеству». Эта великая мысль была подлинным открытием на рубеже шестнадцатого и семнадцатого веков.

         «Какое же тут открытие?» – скажете вы. Увы, до Бэкона люди не знали этой истины. Как не знали и того, что источником теплоты является простое движение мельчайших частиц. Осуществление мысли английского философа вывело на орбиту научного поиска новые имена, породило важнейшие открытия в развитии всех отраслей знания, привело к подъему промышленности и торговли. Появление Ньютона, как и многих других выдающихся мыслителей, тоже было следствием этой мысли.

        К высотам философских космических орбит, в соответствии с обоснованиями Бэкона, вели «путь паука», «путь муравья» и «путь пчелы». Первый путь предполагал оторванность от реальности. Второй – получение знаний путем накопления опыта. Третий путь соединял воедино два первых, убрав из них недостатки и противоречия. Это и есть знаменитый бэконовский эмпиризм, основанный на дедукции (от частного к общему), который придал познанию импульс движения, а опытной науке правильное направление в теоретической и практической работе.

         Сам же Бэкон отправился отнюдь не в космический, а в морской вояж, во время которого он ни много ни мало нашел Атлантиду и рассказал о ней в утопическом романе, который по аналогии с работой Платона назвал «Новая Атлантида». Книга, несмотря на то, что увидела свет незаконченной, обрела огромную популярность. В ней повествуется об обществе, которым управляют ученые, создавшие загадочную организацию под названием «Дом Соломона». Задача соломоновцев – расширить власть людей над миром природы, побудить ее работать на социальный и экономический прогресс.

         Вот оно – слово и дело! Взяв за основу утопию Бэкона, в Англии создали реальные научные академии, занимающиеся анализом и версификацией явлений. Например, ученые Королевского общества поощрения науки и искусств, как и в книге, сразу же ухватились за эксперименты со светом.

         Открытие Атлантиды вдохновило Бэкона собрать шайку таких же, как и он, авантюристов, и отправиться в Тихий океан на поиски идолов. Фрэнсис слышал, что кто-то их видел на острове Пасха. Он нашел этих истуканов – и не одного, а четырех. Красок не пожалел, чтобы его книга «Новый Органон, или Истинные указания для истолкования» стала настоящим бестселлером, а может быть и триллером (все же истуканы!). И пусть все знают, что идолы искажают сознание и познания людей, остерегаются пусть.

         Чтобы истуканов не путали с вурдалаками, мизгирями и прочими страхолюдами, Бэкон, хотя все фигуры стояли во фрунт и были однолики, решил каждой из них придать индивидуальность, лица не общее выраженье и поступил просто. Отодвинув друг от друга, разделил их на виды: идолы рода, идолы пещеры, идолы площади, идолы театра. Но ведь кто-то из британцев может сообразить, что на побережье острова Пасхи, посреди Тихого океана нет никаких площадей и пещер, а тем более театров! Бэкон и это предусмотрел.

         Он объяснил британцам, что под идолами понимает ошибки, которые делают люди в разных ситуациях, в том числе и в неумелом использовании родного языка. Это тоже было актуально. Английским СМИ сгоряча полюбились такие слова и обороты, как «запустили», «стартовали», «также», «на самом деле», «на еще…, на почти…», «вижу о том» и так далее. Журналисты использовали их направо и налево. Бэкону, тонкому ценителю и знатоку языка, эта роботизация речи претила.

         Размышляя о судьбах людей, Фрэнсис Бэкон как-то сказал: «Все, кто поднимается высоко, проходят по зигзагам винтовой лестницы». Словно о нем самом этот афоризм. Зигзагов и неприятностей в его жизни хватало.  Он ведь не только живописал Атлантиду и каменных идолов, не только был крупнейшим ученым своей эпохи – кем он только ни был! Адвокатом (не зря учился юриспруденции в школе барристеров), членом Палаты общин, писателем. И везде был заметен – энергичен, напорист, неотразим в спорах и умении убеждать. А как же!? Ведь он был удостоен звания рыцаря, хранителя королевской печати, возведен в титул барона Веруламского и виконта Сент-Олбанского. И все же, несмотря на эти занятия, главным делом Фрэнсиса Бэкона оставались философия и наука.

         Молва о Фрэнсисе Бэконе достигла ушей королевы Елизаветы Первой. Она взяла его на госслужбу, приблизила к себе в ранге советника. Ничего хорошего из этого не получилось. Чиновники, стоящие выше Фрэнсиса по званию,  видели в нем соперника и наушничали. Да и сам Бэкон был неосторожен, имел смелость высказывать недовольство относительно политики Елизаветы и вскоре потерял расположение монархини. «Разобрались» с ним жестко: обвинили во взяточничестве и назвали «крестным отцом» организованной преступности, лишили постов и запретили появляться при дворе.

         Бэкон и не отрицал, что брал взятки. Правда, решения по делам просителей на разбирательствах в суде всегда принимал по справедливости, что вдвойне обижало подносивших ему дорогие подарки и немалые фунты стерлингов. Работа депутатом парламента и в администрации королевы как бы предполагала мздоимство.

         Жизнь творца прикладной, эмпирической философии кипела поистине шекспировскими страстями. В самом прямом смысле. Дело в том, что через сто с небольшим лет после смерти философа Герберт Лоренс, друг знаменитого актера Дэвида Гаррика, открыл тайну, сообщив, что «Бэкон сочинял пьесы. Нет надобности доказывать, насколько он преуспел на этом поприще. Достаточно сказать, что он назывался Шекспиром».

         С тех пор триста пятьдесят лет спор о том, кто был на самом деле Шекспир, не утихает. Не будем встревать в него за неимением каких-либо доказательств; скажем лишь, что многие историки и литературоведы не исключают авторства сэра Бэкона-Шекспира. Ведь Уильям Шекспир, сын богатого торговца шерстью, актер и совладелец театра «Глобус», действительно существовал.

         Но писать пьесы, участвовать в театральном действе? Немыслимо, чтобы таким низменным ремеслом занимался высший правительственный чиновник, рыцарь, хранитель королевской печати. Он был бы выгнан со службы с гораздо большим позором, нежели за взяточничество, удивить которым королевский двор было невозможно. И Бэкон сыграл роль анонимного автора.

         Шекспировские и все другие страсти-невзгоды, к счастью, никак не отразились на реноме философа. Напротив, в глазах человечества Фрэнсис Бэкон предстал живой, умной личностью и великим ученым, хотя и в его шкафу были таинственные скелеты.

——————–

Терминатор

Этот мальчик – голова

         Крестьянский сынишка Иоганн из крохотной германской деревушки Раменау с увлечением предавался всему, что положено мальчишечьему народу до десяти лет возраста: болтался по улицам, гонял гусей, дрался, играл в разбойников и «крокодила» (нужно было угадать слово, задуманное товарищем). Угадывал хорошо, так как брал у деревенского пастора кое-какие книжки и запомнил множество слов. Попалось ему однажды и нечто невразумительное – термин «философия». Что это такое? – понять невозможно.

         «Ну и фиг с ней, с этой философией», – закономерно решил юный Фихте.

         Так же думала и его мать. Она хотела, чтобы сын стал священником. Но вмешался его величество случай.

         Дело в том, что по воскресеньям тамошний пастор читал отменные проповеди. Чтобы послушать их, в Раменау приехал богатый вельможа – барон Мильтиц. Но в дороге он задержался, и когда прибыл в деревню, то прихожане уже расходились из кирхи.

         Кто-то посоветовал приезжему обратиться к мальчишке Иоганну, который способен пересказать всю проповедь от начала до конца не хуже самого пастора. И пацан, действительно, слово в слово повторил проповедь. Барон настолько поразился удивительной памяти мальчика, что взялся оплатить его образование и отправил в знаменитую школу Пфорта, из которой впоследствии выйдет немало известных немецких мыслителей.

         Через несколько лет барон покинет бренный мир, и взрослеющий Иоганн останется без средств к существованию. Однако не пропадет.

Самопрезентация

         Случилось так, что школяра пригласили в одно семейство преподавать философию Канта, которого он не читал и в глаза не видел. Пришлось основательно проштудировать труды этой философской звезды. Более того, Иоганн Фихте задумал повидаться с самим Иммануилом Кантом. Дело неслыханное! Ведь Кант с кем попало дружбы не водил.

         И Фихте, чтобы попасть в дом великого мыслителя, в качестве рекомендательного письма (которое кто бы ему написал!) избрал жанр научной работы. В порыве вдохновения он написал свой первый труд – «Критика всякого откровения» – и направил рукопись по нужному адресу. Далее произошло совсем невероятное: от подобной самопрезентации философского адепта Кант пришел в такой восторг, что не только встретился с молодым нахалом, но и поспособствовал публикации книги.

         Однако по странному стечению обстоятельств (возможно, из-за уловок издателя, желавшего побыстрее сбыть товар) «Критика» появилась без имени автора на обложке. Но книга была написана настолько блестяще, что и рецензенты, и читающая публика приняли ее за новое сочинение самого Канта. Кенигсбергский мастодонт был вынужден публично заявить: автором рукописи является не он, а один очень талантливый молодой человек по фамилии Фихте. Утром Иоганн Готлиб проснулся знаменитым.

         Признание Канта обеспечило ему прочное место в философии, и уже через год Фихте был удостоен звания профессора в университете Иены. Позже стал ректором Берлинского университета.

Что думает ваша жена?

         Вот и ломайте голову, случайно или не случайно Иоганн Фихте стал одним из ярчайших германских мыслителей. Сам он много размышлял о роли случая в жизни человека, но ни к какому определенному выводу не пришел. Однако на всякий случай заявил во всеуслышание, что все сущее на земле подвержено законам философии (а если проще: талант не пропьешь) и что именно философия является основой всех наук.

         Центральная же идея философа, по мнению Фихте, должна заключаться в свободе, без которой человек не в состоянии исполнять свое предназначение – действовать. Ученый шутил: читая философские труды, главное – не заснуть от скуки. Поэтому – коротко об основных постулатах мыслителя.

         Познание – динамичный и противоречивый процесс. Человек воспринимается в качестве субъекта; объектом выступает внешняя реальность. В результате взаимодействия субъекта и объекта происходит взаимное преобразование каждого из них. Философ верил в способность человека познать мир и подчинить его своей воле. Нет реальности вне человеческого «я». Мир вокруг нас существует до тех пор, пока мы его воспринимаем. «Я», которое создает мир, не равно «я» каждого из нас, и путать их нельзя.

         Размышляя о разумности и целесообразности мира, Фихте (жрец истины, как он называл себя) в очередной раз принялся доказывать, что именно он (его «я» и никакое другое «я») создал этот мир. И сел в лужу. Выслушав доводы, один из присутствующих ехидно спросил философа: «А что по этому поводу думает ваша жена?»

По собственному желанию

         Можно бы и угомониться на созданных трудах, постулатах, учениях, спокойно пожинать плоды. Но не тот у Фихте характер: «Пусть другие напяливают на себя лавры, фиги-финики срывают, только не я!» И стал, вы не поверите кем – терминатором.

         Стоп! Ведь он уже был детерминатором, человеком, разрушившим свою собственную теорию детерминизма, которая все его философские измышления сводила к мысли о том, что реальность следует неким предопределенным путем и для личной ответственности за нее у людей нет места. Фихте счел, что этот постулат не отражает особенностей текущего момента. Призрак Наполеона бродил по Европе, и нужен был именно терминатор, чтобы предотвратить мировую трагедию. Отбросив частицу “де”, Фихте стал терминатором.

         Но звание терминатора обязывает ко многому. Фихте понимал: его надо подкрепить реальным, запоминающимся поступком.

         Взяв лист бумаги, он написал заявление об уходе по собственному желанию с должности ректора Берлинского университета, которую занимал целых четыре года. Не мог Фихте продолжать спокойную и размеренную жизнь в стенах высшего учебного заведения. Армии Наполеона уже безостановочно поглощали одно европейское государство за другим. Вот и в его Пруссию вторглись. «К оружию, немцы!» – призвал он своих соотечественников и первым записался добровольцем в Королевскую прусскую армию.

         Фихте купил у старьевщика подержанную, но внушительную на вид аркебузу, с которой и решил пойти на фронт, обломать зазнавшемуся Наполеону рога. И еще одна шальная мысль пришла ему в голову: «Возьму этого корсиканского выскочку в плен и церемонно представлюсь по всей форме. Надеюсь, поймет, что кротость и послушание – эти ценности превыше всего».

         Но французский император был на пике славы и ни о существовании немца по фамилии Фихте, ни о сути его философских, политических и социальных устремлений ничего не знал. Досадно! Может быть, именно Фихте, а не русский генерал-фельдмаршал Кутузов, научил бы захватчика-интервента уму-разуму, обратил в стойкого приверженца политики мирного сосуществования. Как знать?

Болтуном быть не хочется

         У этой истории есть любопытный нюанс. Когда Фихте прибыл на поле брани, его спросили, какую роль он отводит себе в составе действующих вооруженных сил. Волонтер ответил:

         – Могу быть пастором, могу воодушевлять бойцов зажигательными речами.

         Бывалый капитан в шляпе, пробитой вражеской пулей, резко отрубил:

         – Болтунов у нас хватает и без тебя.

         – Видите, при мне аркебуза! Я на все готов!  – словно ожидая подобного приема, горячо откликнулся волонтер.

         – Вот это разговор. Становись в строй! – скомандовал офицер. – И не забудь получить у капрала настоящее ружье.

         Так соединились слово мыслителя и дело солдата.

         И все же слово «сумрачного немецкого гения», Иоганна Готлиба Фихте, одержало верх.

——————–   

 «Хватит мыкаться в потемках!»

         Родители заставляли сына выучиться на юриста. Но юный Франсуа-Мари не хотел иметь ничего общего с системой правопорядка. И не зря. В течение своей жизни он трижды побывал в тюрьме. Там Франсуа-Мари стал циником и вольнолюбцем, и совсем не «Простодушным». Однажды он вышел из заключения и назвал себя Вольтером. То ли имя, то ли фамилия, но так и повелось – Вольтер да Вольтер. Как хотите, так и думайте.

         Вольтер писал изысканные эссе, злобные и смелые сатиры, критиковал существующие порядки, превратив свою безжалостную иронию в смертоносное оружие. Когда после смерти Людовика Четырнадцатого регент Франции герцог Орлеанский распродал половину королевской конюшни, чтобы наполнить казну, Вольтер выпустил памфлет, в котором посоветовал вельможе вслед за лошадьми продать и половину ослов, привыкших пастись при дворе. Кого он имел в виду – объяснять не надо.

         Регент разгневался, и писателя заточили в Бастилию. Через какое-то время герцог сменил гнев на милость и не только освободил бунтовщика-вольнодумца, но и щедро одарил его деньгами.

          – Благодарю вас, ваше высочество, за щедрость, – сказал Вольтер, – однако смею надеяться, что впредь буду избавлен от вашего гостеприимства.

         Понятно, что отец Вольтера был не в восторге от выбранного сыном жизненного пути. «Свихнулся на своей писанине», – жаловался на отпрыска старший Аруэ. – Куча неприятностей на его шее, а он про каких-то Орлеанских девственниц пишет». Но Вольтер не унимался.

         Тот же регент обещал ему как-то раз хорошую должность. Окрыленный Вольтер явился в канцелярию. Герцог, появившийся в приемной в окружении четырех государственных секретарей, заметив молодого человека, изволил пошутить:

         – Не беспокойтесь, месье Аруэ, я не забыл своего обещания. Подумываю учредить специально для вас пост в министерстве глупости.

         – Боюсь, ваше высочество, – учтиво ответил Вольтер, – в этом министерстве у меня будет слишком много врагов, начиная с четырех господ, которые стоят сейчас подле вас.

         Такие выпады против власть имущих бесследно не проходили.

         Как-то раз во время званого обеда у герцога Сюлли слуга сообщил, что неизвестные личности у ворот желают видеть господина Вольтера. Едва философ вышел на улицу, как на него накинулись лакеи шевалье Рогана, не простившего Вольтеру одной тонкой, но чрезвычайно ядовитой насмешки. Ученого безжалостно исколошматили палками. Сам Роган наблюдал за расправой из кареты, давая время от времени указания:

         – Только не бейте по голове, в ней еще может родиться что-нибудь путное.

         И оно родилось.

         Однажды утром Вольтер сидел в своей большой, но темной парижской квартире (уже несколько лет служанка не мыла окна). Свет двух свечей помогал мало. А ему надо писать стихи, пьесы, памфлеты и много чего еще забавного. Забавного настолько, что за «Философские повести», в которых Франсуа-Мари высмеивал нравы дворян, его, тем самым подтвердив правоту критика, снова побили. А тут еще темнота в комнате. От нее глаза уставали.

         – Больше не будут, – решил мыслитель. – И вообще хватит мыкаться в потемках!

         С этим намерением Вольтер вошел в ближайшую скобяную лавку и приказал хозяину доставить ему домой две тысячи толстых стеариновых свечей, связанных тесьмой по десять штук. Вернувшись домой, вскипятил воду в медном тазу, в котором сушил фрукты и овощи. Дождавшись приказчика с грузом, проделал следующие манипуляции: свечи по десять штук размягчил в горячей воде, с помощью шпаги вынул фитили, соединил их в один общий жгут и, залепив его воском, получил толстенную свечу. Эту процедуру он выполнил двести раз.

         Вечером зажег свечу и обрадовался. Пламя во всю гудело, и черный дым менял цвет потолка. Вот каким сильным оказался свет, а может быть, и вольт (явное сокращение от слова Вольтер) – единица измерения напряжения электрического тока. О направленном движении электронов рационализатор по понятным причинам знать не мог, но тем не менее, придумав толстенную свечу, стал Просветителем.

         Изобретение Франсуа-Мари понравилось парижанам. Вскоре свечи Вольтера (луч света в темном царстве) стали производить индустриально. Вся Франция пользовалась ими. Да что там Франция? Свет вспыхнул в умах всего человечества!

         Появились свечи и в России. И когда Вольтер, вступив в переписку с Екатериной Второй, получил от нее в подарок соболью шубу, он вместе с русской императрицей сгоряча открыл эпоху Просвещения. Ее плоды мы пожинаем до сих пор.

         А сушилку «Вольтера 1000» не покупайте. Великий французский философ и мыслитель, прозаик и поэт, историк и публицист Франсуа-Мари Аруэ сушил овощи и фрукты на свежем воздухе.