В Межрегиональной Ассоциации международного сотрудничества (Литейный проспект, 60) открылась выставка антифашистских рисунков Йозефа Чапека (1887–1945), организованная чешско-русским культурным обществом имени братьев Чапеков (Санкт-Петербург).
Я, как председатель общества и журналист, хотел бы обратить внимание на следующее. Люди моего поколения помнят прекрасный спектакль БДТ «Карьера Артуро Уи» по пьесе Бертольда Брехта, в которой без труда узнавалась история зарождения фашизма. Кажется, что ещё и сейчас в мире звучат заключительные слова, которые произнёс великий актёр Ефим Копелян:
В 1945 году, когда Советская Армия уже стояла у Одера, немцы спешно эвакуировали концлагерь Заксенхаузен. Так 25 февраля Йозеф Чапек, выдающийся чешский художник, поэт, публицист попал в лагерь Берген-Бельзен. Здесь началась страшнейшая эпидемия тифа. 4 или 13 апреля его видели последние свидетели, а 23 апреля английское радио передало сообщение о том, что в концлагере Берген-Бельзен скончался чешский художник и писатель Йозеф Чапек. Ни точной даты его смерти, ни места захоронения установить не удалось.
Его убивали 6 лет в 4-х концлагерях. За что? За культуру. Потому что он понимал её так, как и должно понимать – как ощущение единства всего подаренного людям мира, его принятие, внимательное уважение к людям, природе. Могли ли те, кто исповедовал культ одной нации, её превосходство, дать жить и работать человеку, который, как и его брат Карел, с первых мгновений возникновения фашизма разглядел их человеконенавистническую сущность?
Первый из представленных на выставке рисунков создан Йозефом Чапеком в марте 1933 года, то есть практически сразу после прихода фашистов к власти в Германии. Это провидческая картина. Свастика над бескрайней поляной могил.
Подпись: «Немецкое пробуждение: да воссияет над ним свет вечный!» Рисунок помечен 15 марта 1933 года, через два дня после учреждения министерства народного просвещения и пропаганды во главе с Йозефом Геббельсом.
За его братом Карелом пришли сразу после оккупации и образования так называемого протектората. Но супруга его должна была разочаровать гестаповцев: Карел Чапек в могиле, на кладбище самых славных людей страны. У Йозефа была возможность уехать, но он решил остаться со своим народом.
Один из основателей нашего чешско-русского общества, писатель и переводчик Олег Михайлович Малевич написал в своей книге «Йозеф Чапек – прозаик и поэт»: «Авторский союз Йозефа и Карела Чапеков с самого начала имел одну неповторимую особенность: Йозеф Чапек всегда был в первую очередь художником, а его младший брат — прежде всего писателем. Что же касается братского литературного сотрудничества, то оно претерпело несколько метаморфоз и развивалось не без драматических перипетий. Поначалу и в прозе, и в драматургии инициатива, видимо, принадлежала Йозефу. Затем братья превратились в неразличимых друг от друга литературных „сиамских близнецов“. А когда наступило разобщение, литературные успехи младшего брата надолго затмили скромную писательскую славу старшего. И только в конце их жизни (а старший брат по иронии судьбы пережил, хотя и ненамного, младшего) и особенно в исторической перспективе выявилась значительность и неповторимость литературного дарования Йозефа Чапека, ранее ощущавшаяся лишь некоторыми наиболее чуткими и прозорливыми критиками, коллегами и читателями.
Душа в человеке – писал Йозеф Чапек – это то, что наиболее свободно и наиболее принадлежит ему. Отсюда, разумеется, противоречие между этой глубоко внутренней жизнью души и тем, что давит извне: судьба, событие.
Самое непосредственное выражение души, наиболее близкий ей язык – музыка. В основу заголовка книги Й. Чапека легло название симфонии Гектора Берлиоза „Лелио, или Возвращение к жизни“ (1832). „Я имел в виду слагать литературу примерно так же, как музыку, разумеется, речь идет не о музыкальности слога, а о самом способе компоновки“ – пояснял писатель. Параллельные сюжетные линии выступают как вариации избранной темы. Из чередования и комбинации лейтмотивов, из их контрапункта, из пересечения временных и пространственных плоскостей, как на картине кубиста („во мне остается много от художника; вот почему это не истории с развитием во времени“, „это связано с современным состоянием живописи“ – признавался Й. Чапек Нейману – возникает некая автономная поэтическая сверхреальность, служащая выражением мироощущения автора. По мере того, как приближалась трагическая развязка, моралист и философ во всё большей мере становился социологом. Это был путь от „изображения человеческого сердца“ к познанию мира и общества».
2 сентября 1939 года Йозефа Чапека арестовали в Желиве близ Гумпольца, и отвезли в Прагу, в тюрьму Панкрац. 9 сентября он был отправлен в концлагерь Дахау, оттуда 26 сентября в Бухенвальд.
«В Бухенвальде мы составили группу, человек восемьсот, которую называли протекторатной, — рассказывает вернувшийся оттуда чешский издатель и переводчик Богумил Пршикрыл. Мы были заперты, примерно сто человек в одном помещении». Сначала Йозеф Чапек работал вместе со всеми заключенными: они собирали и жгли хворост, носили камни, перегной и т. п. Летом 1941 года была создана бригада из примерно двадцати художников, куда, кроме Чапека, вошел известный чешский живописец Эмиль Филла. Заключенные разрисовывали орнаментом (подчас нарочито славянским) для эсэсовских главарей их «арийские» родословные. Чапек работал «со стоическим спокойствием и черепашьими темпами», больше всего он боялся, как бы его не заставили «помогать рейху в изготовлении оружия», — вспоминал Филла.
26 июня 1942 года его перевели в лагерь Заксенхаузен, где он почти сразу попал в бункер, в одиночное заключение. Потом его определили на тяжелые физические работы, но вскоре, как и в Бухенвальде, перевели в художественную мастерскую. И в Бухенвальде, и в Заксенхаузене Чапек непрерывно рисовал, делал зарисовки с натуры. «Очень нас удивило, когда однажды он протянул нам стопку исписанных четвертушек бумаги. Это была первая часть стихов из концлагеря, которые он частично написал в бункере, где просидел в изоляции семь недель» — вспоминает еще один товарищ Чапека по заключению. Чапек не только сам писал в концлагере стихи, но и переводил (с испанского, с английского).
Посмертно вышли его книги «Стихи из концлагеря» (1946), «Начертано на тучах» (1947), «О себе» (1958),
Йозефа Чапека — поэта чешский читатель узнал только после его смерти, если не считать нескольких переводов и стихотворении в прозе.
В горе, в беде, в неволе
мной эти песни спеты.
Каждое слово – это
крик исступленной боли.
Отчей земли утрата
тягостней всякой муки.
Сам я с собой в разлуке,
с тем, кем я был когда-то.
Мрак все черней и гуще,
смерть постучалась в двери…
Нет! Сердце видит, веря,
солнечный свет грядущий…
(перевод Л.Гинзбурга)
Я горестей и зла вкусил с лихвою,
и близится уже конец пути.
Так было тяжело пережитое,
что сил не стало этот груз нести.
Так много было в этой жизни смуты,
и столько в ней потерь ,страданий ,бед
нагромоздилось за немного лет –
геенне огненной сполна б хватило.
Но только ли со мной все это было?
Нет, сотни тысяч с судьбами такими,
а чей удел и более жесток!
И тем мое страданье нестерпимей,
что я в своей беде не одинок.
(Перевод А.Шараповой)
Вот сад наш тюремный – взгляни:
прямоугольник двора,
квадрат железных ворот,
холодная каменная дыра,
а где-то над нами, вдали, небосвод.
Вот сад наш тюремный – взгляни:
стена да колючки кругом,
команды – собачьему лаю сродни…
понурой цепочкой по кругу бредем –
как наши дни…
(перевод В. Каменской).
Пусть страх, и смерть, и скорбь, и ненависть вокруг,
пусть дни ползут, придавленные тьмой,
смерть – избавление, жизнь – худшая из мук,
и все ж моя звезда сияет надо мной.
Я волю позабыл. И милые края
давно подернулись неясной пеленой.
Где дом? Где родина , откуда вырван я?..
И все ж моя звезда сияет надо мной.
Когда всему конец, когда спасенья нет,
и гаснет, гаснет жизнь за каменной стеной,
в могильной темноте вдруг вспыхивает свет…
О, то моя звезда сияет надо мной.
И если все кругом упрямо говорит,
что обрывается мой скорбный путь земной,
я на небо гляжу: она еще горит!
Надежда , как звезда сияет надо мной…
(перевод Л. Гинзбурга)
Петербургский публицист 