Фото Павла Маркина

«Умирать нельзя, продолжать жить»    

Дальнейшее зависит от размещения запятой в данном заголовке.

Представляем беседу председателя Союза журналистов России, выпускника факультета журналистики Ленгосуниверситета 1969 года, а ныне — почетного профессора факультета журналистики СПбГУ Всеволода Леонидовича Богданова с его прежним преподавателем, почетным работником высшего образования, доцентом Владимиром Георгиевичем Осинским.

В. О. Все острее встает постоянный вопрос: что будет с печатной журналистикой? Да и не только с печатной! Отпевают заодно и радио с телевидением. По твоему мнению, действительно заменит Интернет все другие СМИ?

В. Б. Самое сильное потрясение для меня от прошедших лет —  то, что сегодня категорически отрицается журналистика. Это, мол, — нечто прошлое и должно быть забыто. И великие мыслители, ученые философы, технари, моралисты, «великие» шпионы заявляют: нелепо сегодня смотреть телевизор — это нечто ужасное, глупое, пустое. Нельзя терять время на то, чтобы читать газеты. Печатные СМИ — наступление на природу, на экологию, гибель наших лесов. И есть только один способ общения человечества — Интернет, где человек свободен от пера, может выбирать любой вариант, какой его устраивает, любой вариант человека,  с которым он может беседовать, спорить, дискутировать. Или же разделять его мысли. И сам он там может выразить свою любую точку зрения, свою позицию.  Излагается, что это и есть настоящая свобода, что это такой образ мышления, к которому тебя никто не склоняет и в котором есть самое главное — это твой выбор. Ты сам можешь все, что ты хочешь. И я сегодня начал убеждаться в том, что такое мнение выражается многими людьми: и великими, и известными, и маленькими, теми, которые еще в школе учатся. Пришел к мысли, что почему-то у меня это все вызывает безумное раздражение.  Я увидел  пренебрежение к тем, кто был до них. Увидел очень много не то, что эгоизма, а какого-то отвращения к окружающему миру. Вот я сам. И это самое главное. Все остальное имеет мало смысла. То, что сегодня распространилось по миру,  — это бессмысленные войны, это все, что происходит на Востоке, это убийство порядка тысяч людей одновременно. Миграция, когда беженцы   пытаются ворваться в другие страны, и не просто ворваться, а навязать свой стиль, свой образ жизни. Религии, которые стали неожиданно воинственными, — они начали драться в смертельной схватке…  Это и есть результат отвержения всего, что не касается тебя лично. Отторжения, желания уничтожить. Это стало распространяться в общественном сознании как обычная норма жизни. Если это не я, если это не со мной… И мы как-то легко, мы — я имею в виду тех, кто живет в России, живших в Советском Союзе, легко распрощались с какими-то идеями будущего, строительства какого-то равноправия, коммунизма, социализма. Но в этой новой жизни мы пребываем в каком-то таком пустом восторге — не только мы, у меня такое впечатление, что это охватило весь мир. И я не могу сказать, что это мне внушает оптимизм, радость за моих детей. Вот такой пессимизм… Однако журналистика осталась там, где есть доверие к человеку. Доверие и человеколюбие. Как у той великой актрисы, которая собирает для детей деньги. Но я-то думаю, что сегодня человеколюбия не хватает в духе Владимира Короленко, такого, которое позволяло бы обществу развернуться, найти себе лидеров, принять правильные решения. И обществу и власти. Вот такого человеколюбия!

В. О. И тут мы коснулись организаторской функции журналистики…  А их, как известно, только главных три.

В. Б. В советское время, когда я работал в редакции газеты, в партийных изданиях, в органе ЦК КПСС работал,  помню дискуссию с западными журналистами. Они махали рукой, говорили: «У вас пропаганда, чему вы нас можете научить?!» А мы отвечали: «У нас есть пропаганда и есть журналистика». И это был достойный ответ, потому что была школа «Известий»,  школа «Комсомольской правды», других СМИ. Я в «Известия» заходил, как в храм. И сейчас эти имена — любое вспомнишь —  трепет. Их слово было не только живое — их слово было действенное. Оно влияло на общество, влияло на власть. А как реагировали люди! Отклики были, напомню, по 20, 30, 40 тысяч писем в день! Вероятнее всего, чтобы вернуться к этой действенности, этому влиянию на общество, необходима смена тем, взглядов, позиций.  Сегодня «Эхо Москвы» проводит опросы. «Сколько у вас денег?», «Хватит ли у вас денег, чтобы прожить три месяца?». И оказывается, мало у кого есть средства прожить три месяца. Сама по себе тревожная информация. Но, наверное, важнее другое. Почему общество обнищало в материальном плане, в чем причина? А вот такое исследование может быть только в печатном СМИ. Оно могло бы приводить какие-то данные, анализ, рекомендации.

В. О. И все это было в приличных изданиях. Мне мешает спокойно рассуждать произошедшее в Питере в завершение прошлого года. Закрылись три большие газеты — «Невское время», «Вечерний Петербург», «Смена». И одна маленькая, но успешно развивавшаяся — «Новости Петербурга». Раскрученные бренды: «Вечерка» — знаем времена, когда очереди выстраивались у киосков, так была популярна, наследница еще дореволюционной большевистской вечерней газеты «Рабочий и солдат»… «Смена» — первая в стране молодежка. Издается с 1919 года. «Невское время» — первая в нашем городе в перестройку большая альтернативная газета. И неважно. Никому оказались не нужны. И это на фоне других сокращений — и радиотелевизионных, и газетно-журнальных. И что же теперь делать, ибо смириться как-то не хочется.

В. Б. Самое парадоксальное то, что образцовый медийный рынок существовал в Советском Союзе, как это ни странно звучит. Все газеты, в основном, не были убыточными. Система была. Вот областная, губернская, газета должна была выходить тиражом в 100 000 экземпляров, и тогда она рентабельна для распространения, для печати и т. д. И там, где выходят сегодня 50 газет — в этом смысла нет, там должны выходить от силы одна, две, три газеты, которые были бы эффективны. Поскольку их много, они не рентабельны. Распространение газеты стоило 0,3 коп. А газета — 3 копейки. У меня был жуткий конфликт с Минсвязью. Я тогда был начальником Главка периодики. Минсвязь требует увеличить цену. Но мы стояли насмерть. У нас бог был —  ЦК КПСС, и бог не позволял обижать рынок. Все было расписано. И самый парадокс в том, что эта пропаганда, эта партийная пресса была настолько высокорентабельна, что она питала бюджет ЦК КПСС. Поэтому сегодня то, что называется рынком, это — не рынок. Тот рынок сегодня называем системой, но система была безубыточной, рентабельной.

В. О. Что же не извлечь все хорошее, что было в системе?

В. Б. Существует такое понятие — «поиск истины». А ведь журналистика — это и есть поиск истины. Но это имеет и более глубокий смысл — не просто знать фактическую истину, что на самом деле происходит, а духовную ее суть. Вот от этого все сегодня ушли.

В. О. К этому надо прийти…

В. Б. Более 20 лет назад мы с Ясеном Николаевичем Засурским, деканом, а ныне президентом факультета журналистики МГУ, взялись делать энциклопедию жизни российской журналистики, которую назвали «Власть, зеркало или служанка?» Ясен Николаевич заметил: «Кривое зеркало, послушная служанка и опасная власть».

Мы перебрали там принципы советской партийной печати — действенность, массовость, критика и самокритика. И пришли к выводу, что принцип остался один — партийность. Кроме партийности — ничего не осталось. Партийность стала формулой поведения человека, который работает на медийном поле. Сама свобода слова стала сугубо партийной. Девушка из Екатеринбурга, когда ее обвинили, что берет деньги за публикацию тех или иных материалов, ответила: сейчас же свобода слова, я этой свободой пользуюсь, я выбираю, что мне выгодней, какой материал опубликовать, что удобней моему СМИ — вот это есть свобода. Она зарабатывала бешеные деньги, порядка 15 миллионов рублей — зарплата в месяц. И она этой свободе радовалась. На самом деле мы, журналисты, потеряли сегодня в глазах общества всё, имеем полный крах. Есть люди, которые пользуются своим талантом, как, например, Быков, который может на любые темы талантливо выступить. Иные занялись журналистскими расследованиями, но после их расследований мы редко видим, что изменилось в жизни, пошло на пользу стране, обществу, отдельному человеку, разве что спасли каких-то больных, детей или стариков. И мы можем сегодня признать, что рынка медийного у нас нет, его правовое и экономическое обустройство никуда не годится. Фраза, что самое главное в свободе слова — это экономическая независимость СМИ, не оправдывается. Я, честно говоря, был потрясен, когда получил от главного редактора журнала «Однако» Михаила Леонтьева публикации по экономике, бизнесу и политике в России. Есть такие инициативы, о которых я даже не знал, которые затоптаны властью или обществом, не реализованы. Я думаю, мы должны в нашей следующей энциклопедии дать фрагменты этой публицистики. Вторая книга на моем столе — переводная. Я всю жизнь восторгаюсь журналистикой Германии и скандинавских стран. Немецкий публицист «Frankfurter Allgemeine Zeitung» Удо Ульфкотте сделал книгу «Продажные журналисты. Любая правда за ваши деньги». Ее выпустило издательство «Эксмо». Здесь совершенно известные истории, которые в Европе и мире происходят, любая правда за ваши деньги — я думал, что это типично наше, российское явление. Оказывается, в той или иной степени оно проникает в эпоху глобализации в разные страны, пронизывает все ступени нашего медийного поля.

В. О. И все же я остаюсь адептом шуршащего газетного листа. Даже желтизны старых газет (хотя аллергия на книжно-газетную пыль присутствует). Однажды мы пришли утром к себе домой. Уходили на ночь, чтобы не сковывать сокурсников и соклассников взрослой уже дочки, не мешая им что-то праздновать. На моем столе из пишущей машинки — тогда еще не было компьютеров повсеместно — торчит листок, на коем пропечатано кем-то из гостей: «Я обозреваю прекрасную комнату, всю забитую макулатурой». Это — о книжках, журналах и газетах. Есть у молодежи и такая точка зрения…

В. Б. В принципе, все важные идеи, которые нужно высказать, сказаны не нами. Существует очень много мнений, позиций, точек зрения, которые я собрал. Разные ситуации — трагические, комические, безнадежные или оптимистические. Все вспоминают какой-либо случай, какой-то факт, исходя из происходящего вокруг нас, в обществе. И, конечно, даже те, кто отрицает печатные СМИ, журналистику в том виде, к какому мы привыкли, все равно улавливают общую позицию —  это состояние общества временное, все равно наступит такой момент, когда общество востребует себе все. Как общество будет развиваться, станет ли востребована журналистика, какие СМИ будут ее представлять? Одна из журналисток, известный деятель на нашем медийном поле, заявила: российскую журналистику спасет традиция, наступит момент, как во времена Ломоносова, Пушкина, когда именно журналистика поможет людям разобраться через журналистские исследования, как жить, и т. д. В какой-то мере можно посчитать такую точку зрения правильной. Я тоже люблю ссылаться на времена Иисуса Христа, когда он пришел и стал востребован теми, кто в нем нуждался. С другой стороны, эта позиция все-таки не очень правильная. Мое убеждение, что не катастрофы, не трагедии вернут журналистику людям. А это обязательное условие жизни общества: журналистика — как метод исследования жизни, как свод  обязательных норм жизни, как защита всего, что человек за тысячелетия придумал, обустраивая свою жизнь.

В. О. То есть журналистика глобальна, вездесуща и обязательна, как ЕГЭ.

В. Б. Хотел бы добавить, что, наверно, журналистика вернется тогда, когда вернется к своему самому главному предназначению — умению взрывать общественное мнение, общественное сознание, находить ту тему, без которой общество страдает, без которой человек не находит себя. Сегодня мы переживаем момент, когда человек получает задание, а потом пишет отчет и на этом останавливается. И тот, кто читает газеты, смотрит телевизор, уже не видит таких тем, как, например, уровень жизни населения, а он упал уже ниже 20 % в стране. Нет такой публикации, в которой было бы все обосновано через судьбу человека, через судьбу даже отрасли экономики. Мы не публикуем таких материалов, в которых было бы подробно рассказано, как человек добился успехов в жизни, как стал великим, заметным, ярким. Мы даже не представляем его пути, и никто не берется за публикацию такого материала. Хотя такой материал помог бы и обществу разобраться, и важные вещи расставил по своим местам: отношения людей, соблюдение каких-то заветов. Есть темы, о которых мы не задумываемся, мы, журналисты, проходим мимо, а общество переживает очередной упадок, раздрай, утрату. Оно и в Интернете не находит ответа, потому что там каждый кричит о себе, о своей проблеме и не берется за изучение опыта или ситуации. Хорошо, мы вспомнили, что публицистика — это российское понятие. И духовность — российское понятие. Как я знаю, слово «духовность» многие века не могут перевести на другой язык.

В. О. В одной недавней дискуссии в Берлине на цитату из Ольги Берггольц: «Отсюда передачи шли на город — стихи и сводки и о хлебе весть» — пастор Хельмут Руппельт сказал, скандируя «Gedichte, Nachrichten und Brot»: «Видите, как  духовно Ленинградское радио». И подчеркнул, что поэтесса на первое место поставила стихи, тем самым указывая на высокую духовность защитников обороняющегося города.

В. Б. Слово «вера», что я могу все победить, — это тоже очень хорошее качество у российского человека. Дай Бог, разбудить эту веру! А ее, конечно, может разбудить публицистика, но если она обращена к человеку. Информатика, информационные технологии — это, без сомнения, реальность, без нее общество не может развиваться. Но этого мало. Этого не хватает. Будущее связано с журналистикой, и журналистика многое изменит в нашем мировоззрении. Наверное, мы захотим жить по-другому благодаря публицистике.

Кроме того, что мы тут обсудили: традиция спасет журналистику, публицистика взорвет нашу жизнь, заставит обратиться к своей натуре, к своей жизни, к своей биографии, — очень важно, чтобы изменились форматы той же газеты, тех же печатных СМИ. У нас два варианта — традиционная советская газета, когда на первой полосе губернаторы, министры выступают перед аудиторией, и так из номера в номер, или газета «свободного курса» — это поиск нового формата. Такой же поиск и среди глянцевых изданий, домашней периодики, производственной и т. д. Как, например, в Англии, когда журналы издавались как часть будущей домашней энциклопедии. Мы, к сожалению, идем старыми затоптанными тропами той журналистики, которой жили последнее столетие. Наверное, многое предстоит изменить. У меня был журналист из старых «Известий», и он, как-то стесняясь, положил тетрадку на стол и сказал, что это журнал. Какой? Вот — семейный журнал, мы хотим выпускать его с  друзьями, с которыми знакомы много лет: как мы жили, помещать фотографии из семейных альбомов. Честно говоря, меня это сначала рассмешило, а потом стал листать это издание и увидел, что многое в нем привлекает. Конечно, я не знал тех, о ком шла речь. Но вот это сочетание прошлого и настоящего, ушедшего и сегодняшнего — очень важная тема. И их не интересует, как я понял, коммерческая составляющая. Это новые ростки на медийном поле. Важно, чтобы это было сделано чистоплотно, с хорошей нравственной, интеллектуальной составляющей.

В. О. И каковы же прогнозы, есть ли они?

В. Б. Как мы оцениваем состояние медийного пространства в России, роль журналистики в жизни людей и каков прогноз по поводу будущего? Не очень много  оптимизма в этих вопросах! Журналистики стало мало, мы затрудняемся даже назвать яркие имена, имена тех, кто влияют на общество, на власть. Но меня радуют больше всего молодые люди,  готовые сделать выбор,  идти на риск, которые — большие оптимисты, любят Россию, любят своих предков. И все хорошее, что произойдет с Россией, с Островом русским, произойдет благодаря молодым журналистам. Они проявят свою творческую потенцию, смогут подсказать тем, от кого зависит экономика и промышленность, сельское хозяйство, подсказать, как выйти на глобальные проекты, как защитить нашу природу. Они помогут человеку принять необходимые объективные решения — как жить дальше, как построить свой дом, как продолжить свой род. Этого сегодня мало в журналистике. Ток-шоу на телевидении не вызывают желания подражать. Когда я встречаюсь с молодыми, я вижу в них большое желание что-то значить в этой жизни, находить пути-дороги для своих близких и для себя. И я верю, что они  сделали  правильный выбор в профессии.

В заключение хочу привести слова журналиста  А. Асаева из газеты «Чеченский правозащитник». Свою статью он назвал «Живи и работай так, чтобы завтра не было стыдно смотреть людям в глаза»: «… журналистика универсальна. Журналисту приходится одновременно быть и психологом, и юристом, и адвокатом. Но самое главное — необходимо умение мыслить, анализировать, не просто слушать, но и слышать, не впадать в крайности, которые не пойдут во благо ни тебе самому, ни героям твоих статей и очерков… К журналисту чаще всего идут, как к последней инстанции, в надежде через него быть услышанным теми, кто может решить его проблему. Когда перед тобой отчаявшийся и озлобленный на весь мир человек, ты не можешь сказать ему — нет. Подсознательно ты, конечно, понимаешь, что твоя статья не станет панацеей от его бед, но принесет немало неприятностей ее автору. Расстраиваешься, когда не удается добиться результата и радуешься, когда удается помочь человеку в решении его злободневной проблемы.

В таких ситуациях тобой движет не мания величия, не стремление к славе и тем более не материальный интерес, а обостренное чувство справедливости. Самая большая награда, на которую ты при этом можешь рассчитывать, — это искренняя благодарность людей за поддержку в их нелегкой борьбе за свои декларируемые в основном законе страны права…»