Юрий Рост: «Писать про людей очень тяжело, потому что ты не можешь ничего выдумать».

О любом ли человек можно написать очерк? Традиционный ответ — да (потому что «людей неинтересных в мире нет»). Но, положа руку на сердце, — все ли знакомые нам интересны, о каждом ли мы хотели бы прочесть подробный опус? Конечно, можно

и рядового труженика превратить в героя, советская журналистика дала тому ряд блестящих примеров, вошедших в учебники и оставшихся в памяти. К счастью, сегодня

у очеркиста гораздо больше свободы в выборе героя. Лично мне по душе те, кого мой наставник еще в ленинградской «Смене» Сергей Грачев называл  «человек-проблема» — не потому что они создают проблему для окружающих (хотя случается и такое), а потому что несут в себе некое противоречие, вскрывают и разрешают общественно значимый конфликт. Довольно часто это люди с неудобным характером, не склонные позволять постороннему (тем паче журналисту) копаться в побудительных мотивах своих поступков. Еще и поэтому жанр портретного очерка считаю труднейшим. Но если уж контакт с героем достигнут, нет ничего интереснее, чем работа с таким материалом — настоящий вызов для журналиста.

В этом смысле подготовка спецвыпуска альманаха «Русский Меценат», посвященного семи креативным личностям Санкт-Петербурга, была для меня семикратным вызовом.

К счастью, я имел прямое отношение лишь к четырем очеркам, и хочу представить один из них. Почему именно его? Потому что с героем своей, как небрежно говорят матерые газетчики, «заметки», будь она даже размером в полосу формата А2, я знаком добрых 35 лет, но никогда толком не вникал в его деятельность, да и сама сфера его занятий — театр — не входила в круг моих профессиональных интересов. Поэтому, решившись написать о человеке, спасшем и преобразившем обреченный на вымирание с началом рыночных реформ советский театр-мастодонт, за которым у зрителей и знатоков закрепилась репутация аутсайдера, я понял, что с наскока эту тему не возьмешь. Года три я при любой возможности ходил на его спектакли, перформансы, пресс-конференции, и мой товарищ сперва беззлобно, а потом и с некоторым сарказмом вопрошал: «Ну, когда уже ты напишешь что-нибудь?».

И вот момент настал: фактура собрана, объем и сроки сдачи «заметки» известны. Осталось сесть и написать. В такие моменты  подступает отчаяние: как за три дня связно и компактно изложить суть сказанного и сделанного человеком, то, в чем ты разбирался три года?! С чего начать и чем закончить? Как уклониться от соблазна легкого пути — «пойти по биографии», чем грешат многие образчики этого жанра. Мучаешься с неверными зачинами, стараешься, чуть ли не медитируя, найти «точку входа» в очерк, в которой, по аналогии с теорией Большого взрыва, рождается Вселенная твоего героя.

А дальше — расширяться вместе с ней, не теряя скорости, на ходу обрубая хвосты подробностей, не упуская из виду главное — созидательную противоречивость персонажа.

В общем, на этот раз получилось так:

25 лет без права передышки

Сергей Шуб построил театр-фестиваль

Интересно, о чем размышлял генеральный директор театра-фестиваля «Балтийский дом» Сергей Шуб вечером 30 мая 2014 года, этак в 19.14, глядя из ложи «С» на переполненный зал — питерский бомонд вперемешку с рядовым зрителем, студенты вдоль стен и на ступеньках? Что пора начинать, а публика еще не расселась? Или более возвышенно, мол, наступает момент, ради которого он долго и упорно выстраивал новую модель театра, чей репертуар дополняют фестивали международного класса?

Эту премьеру ждали не только в Петербурге. Но в Петербурге — особенно. И вот режиссер с мировым именем Люк Персеваль ставит свой первый в России спектакль — мистически-загадочного, мрачного «Макбета». Это его третья постановка шекспировской трагедии, в которой он постиг новые глубины отношений Мужчины и Женщины на фоне Власти, и воплотить ее решил почему-то здесь, на огромной сцене театра в парке за Невой…

Конечно, то был не случайный выбор. На фестиваль «Балтийский дом» — спасибо его арт-директору Марине Беляевой — Персеваля начали приглашать еще до того, как он стал знаменитым и переехал из Бельгии в Германию. Действительно судьбоносный момент наступил за шесть лет до премьеры, когда мэтра спросили, не хочет ли он поставить спектакль в этом театре, а он, открыв ноутбук, ответил, что, пожалуй, в его графике есть окно весной 2014-го. И когда шесть лет спустя в Петербурге был проведен открытый кастинг, состоявший из проб, мастер-классов и занятий йогой, Персеваль сказал, что нашел чету Макбетов и прочих персонажей, включая ведьм, в этой труппе. По «Балтийскому дому» гуляла шутка: европейский ЕГЭ сдали.

Вскоре после премьерных оваций я полюбопытствовал у Сергея Шуба, о чем он все-таки думал в тот миг в ложе «С», и был озадачен прозой его рассуждений.

— Я тебе честно скажу, — привычно запустил он движок своего обаяния. И честно сказал, что Шекспир в интерпретации Персеваля не водевиль типа «Коктейля для двух старомодных чудаков» и не шлягер «Возвращение в любовь» по Паулсу — Евтушенко. Конечно, «Макбет» в постановке режиссера из первой мировой десятки — веха на пути, который выбрал театр-фестиваль, но… Премьера на переходе театрального в дачно-огородный сезон не гарантирует аншлаг на первых десяти спектаклях, который служит мерилом качества работы администрации и финансового успеха театра.

Нет, я подозревал в этом искушенном театроведе прагматика-управленца, но чтобы настолько… А он в тему добавил:

— Знаешь, мой товарищ Володя Тыкке, главный режиссер нашего театра, однажды поведал мне свой страшный сон: семь вечера, третий звонок, артистов нет. Я рассказал ему свой страшный сон: 15-е число, зарплату платить нечем.

Есть две точки зрения на международный театр-фестиваль «Балтийский дом». Первая — это способ выживания, придуманный для не самого везучего в прошлом театра имени Ленинского комсомола. Вторая — это духовный путь. Интересно, какая из них ближе Сергею? Полагаю, он за баланс. Его друг, бывший министр культуры Эстонии Яак Аллик, приехав на первый фестиваль, провел пальцем с изнанки по фотографиям артистов в фойе и сказал: «Пока не избавишься от пыли, хороший фестиваль не сделаешь». Сергей еще не был директором театра-фестиваля, но урок запомнил. Сегодня театр блестит, что, с учетом его габаритов, требует большущих трудозатрат.

Это здание строилось в годы первых пятилеток для советских праздников и народных эпопей, по лекалам сталинской архитектуры: монументальный фасад с колоннами, зал на 1600 мест и сцена размером с пол Дворцовой площади. Где-то в середине 1970-х актеры Роман Громадский, Эммануил Виторган и Петр Горин в постановке фадеевского «Разгрома» въезжали на нее на лошадях. На генеральном прогоне лошади, напуганные шквалом аплодисментов присланных в зал ударников с «Электросилы», рванулись на авансцену, проломив копытами помост, закрывавший оркестровую яму. Началась паника, торжество соцреализма сорвалось, премьеру отменили…

Занятно, что разные поколения руководителей театра боролись с его размерами, сокращая число кресел, убирая балкон, урезая зал и сцену, ради камерности пространства. А в наши дни Персеваль, Някрошюс, Туминас, Пуркарете используют сценический плацдарм на всю катушку!

Сергей, став директором, вывел свою формулу: этот театр нужно надышать! Под его крышей вили творческие гнезда молодые театры Андрея Могучего, Виктора Крамера, Руслана Кудашова, Льва Эренбурга. Сейчас действуют Экспериментальная сцена Анатолия Праудина, детский клуб «Территория театра», где театр-фестиваль выращивает своего зрителя.

— Я не благотворитель, имею корыстный интерес, — заверил он. — Чем больше событий на сценах и в репетиционных залах, тем «Балтийскому дому» лучше дышится. Иногда мечтаю поруководить традиционным театром в центре города на 300—500 мест, но, наверное, это скоро наскучило бы.

Собственный актерский опыт Шуба ограничивается ролью Сальери, сыгранной в Архангельске в школьные годы. Мама хотела видеть сына врачом, даже подарила фонендоскоп, сын предпочел театроведческий факультет, работал в литературно-драматической редакции Ленинградского ТВ.

— Я тебе честно скажу: есть несколько спектаклей Эфроса, Товстоногова, Любимова, которые запали мне в душу, но фанатом театра себя не считаю, просто ничем другим заниматься не умею. А с телевидения сбежал в этот театр, завлитом к Геннадию Опоркову, потому что допекли запреты носить кожаные пиджаки и бороды, запреты показывать режиссера Товстоногова и социолога Ядова…

Эта напускная нелюбовь к театру, точнее, немного отстраненный, оценивающий взгляд на него, помогают Шубу принимать жесткие решения, не боясь конфликтов, как было с переводом труппы на договорные отношения. Получилось не сразу — наш Сальери выждал, набрал критическую массу союзников, чтобы добиться цели. В результате приняли в труппу 15 молодых перспективных артистов. Среди них и Мария Шульга, которую Персеваль выбрал на роль леди Макбет.

Сотрудничество с Опорковым было недолгим, после смерти яркого режиссера пришел тусклый, театр покидали ведущие актеры. Не задержался и Шуб, он был востребован сначала в Театре на Литейном, затем в Театре имени Ленсовета у Игоря Владимирова.

Ко второму его пришествию в здание в Александровском парке в 1990-м причастен новый энергичный главреж Вячеслав Гвоздков. Вместе они возрождали труппу. При Гвоздкове «комсомольский» театр превратился в «Балтийский дом», он же для привлечения публики (которой на излете перестройки было не до Мельпомены) придумал ежегодный фестиваль — подобие канувшей в Лету «Прибалтийской театральной весны», но на базе одного театра. Шуб как заместитель главного режиссера по творческим вопросам включился в раскрутку проекта.

Один или на пару с Гвоздковым он колесил на своей машине с ручным управлением по ближнему, а то и дальнему зарубежью и, мобилизуя школьные познания английского языка, договаривался со знакомыми режиссерами. В первом мини-фестивале участвовали всего три коллектива — из Эстонии, Польши, Финляндии. Бюджета не было, гостей размещали на квартирах артистов театра. Зато на афишах появлялись неведомые широкой публике имена: Пекка Милонофф, Кай Чудениус, Эльмо Нюганен, чуть позже Эймунтас Някрошюс, Оскарас Коршуновас, Алвис Херманис, музыкой звучавшие для театральных гурманов.

По словам Сергея, он старался привить городу европейский тренд, показать, что есть театр не только «имени Константина Сергеевича Станиславского». Хотя далеко не все спектакли европейских театров были ему эстетически близки.

Через несколько лет Гвоздков из «Балтийского дома» уволился, не поладив с городским начальством, не сомневаясь, что вслед за фестивалем погибнет и театр, гигант пятилеток — в рыночные времена такие мастодонты вымирают первыми, но Сергей подхватил фестивальную лямку.

У него хватало противников внутри театра. Одним не нравились большие счета за телефонные разговоры с заграницей, другим — что на две недели прекращается прокат текущего репертуара, чтобы какие-то гастролеры играли свои спектакли. На худсоветах друзья Сергея, вернувшиеся в театр с его подачи Роман Громадский, Вадим Яковлев, призывали не распылять силы на фестиваль, не раскалывать, а строить театр. Тонкий и интеллигентный артист Игорь Тихоненко убеждал: «Сережа, тут мы должны репетировать, а не Някрошюс».

Шуб поневоле ушел с должности в театре, но — недалеко, под лестницу, где размещался Балтийский международный фестивальный центр (к счастью, город помог его создать), и отрезанным ломтем себя не чувствовал. В комнате худрука фестиваля было шумно, сюда тянулись театральные люди, ощущавшие, что «гастролеры» привносят в их жизнь кислород и в этой творческой диффузии больше плюсов, чем минусов. А в театре дела шли хуже некуда. И в 1996 году Шуб совершенно логично возглавил его в качестве генерального директора. Две эти сущности — театр и фестиваль — естественным образом совпали под его началом.

Мало того, он подготовил положение о театре-фестивале «Балтийский дом», закрепив это гордое имя, структуру и штатное расписание, и добился его утверждения в городских инстанциях при поддержке тогдашнего вице-губернатора Владимира Яковлева («маленького Яковлева», как его называли, чтобы не путать с тезкой-однофамильцем губернатором, но тот был мал да удал и немало для городской культуры сделал).

Так возник уникальный холдинг на основе репертуарного театра, генерирующий культурные события разного формата и значимости. На сегодня это 25 фестивалей «Балтийский дом», 17 ежегодных фестивалей русскоязычных театров стран СНГ и Балтии «Встречи в России», 10 биеннале моноспектаклей «Монокль»…

А еще Дни российской культуры в странах Балтийского региона, городские праздники, в том числе Морской фестиваль, Международная театральная универсиада (послесловие к Олимпиаде в Сочи), ежегодная церемония награждения премией «Балтийская звезда»… При такой повестке думать об умирании театра некогда. У Сергея и на этот счет есть формула: «Работа — как езда на велосипеде: перестаешь крутить педали, он падает».

Самое поразительное, что удалось отладить административный механизм для управления этой махиной. Его звенья дополняют и страхуют друг друга, но одни заточены на проведение фестиваля, другие — на подготовку и выпуск спектаклей, а третьи (издательский отдел, пиар-служба) обеспечивают и театр, и фестиваль. Кое-что подсмотрено у зарубежных коллег, есть и свои ноу-хау, например «пастухи» — молодые люди, которые работают с каждым коллективом, приезжающим на фестиваль.

Из них получаются отличные исполнительные директора и главные администраторы.

Приезжают не «сбитые летчики» — действующие режиссеры со свежими постановками,

и обитатели «Балтийского дома» чувствуют себя в театральном мейнстриме. Общение с мастерами уровня Персеваля и их бригадами — школа не только для актеров, но и для цехов, служб, администрации театра, практикумы по работе со светом, звуком, текстом пьесы и текстами договоров, титрами, выводимыми на экран. Приходится держать планку; начиная с 7-го фестиваля «Балтийский дом» в нем участвуют спектакли одноименного театра и из мейнстрима не выпадают.

У Сергея сильный административный ген (папа был начальником Дома офицеров в Архангельске и директором Ленконцерта). При этом он реальный творческий лидер, но другого плана, чем одна из легенд этого театра Геннадий Опорков. Как говорит Марина Беляева, племянница Опоркова, начавшая работать в этом театре с девятого класса осветителем, «Шуб никогда не заставляет что-то делать, но формулирует задачу так, что ты понимаешь: если не способен ее выполнить, то зря живешь на свете. Он использует энергию амбициозности творческих людей — никакая АЭС ее не выработает».

Самому Сергею ближе немецкий термин «интендант театра»: человек, ведающий его делами. Он может работать в связке с режиссером или формировать режиссерскую группу, как интендант Шуб, у которого Анджей Бубень ставит «Зеленый шатер» по Улицкой, Андрей Жолдак — «Москву — Петушки», актрисе Наталье Индейкиной доверена рисковая постановка мюзикла «Вестсайдская история» с живым оркестром и балетом, брутальный Макбет Леонид Алимов дебютирует как режиссер спектаклем «Сталин. Ночь», и каждый разговаривает со зрителем на своем языке.

Но покажите мне западный интендантский театр, который проводил бы столько международных театральных фестивалей! Сергей Шуб с этой ремаркой согласен, хотя уточняет — он лишь капитан команды, способной работать 24 часа в сутки (для фестивальных недель это не гипербола).

Вопреки мудрости о том, что нельзя войти в одну реку дважды, он приходил в этот театр трижды, чтобы избавить его от въевшейся в стены репутации аутсайдера. Вся штука в том, что он сам менял течение театральной жизни. Зрители уже воспринимают «Балтийский дом» как место, где постоянно что-то происходит, а есть театры, где давно не происходит ровным счетом ничего.

Сегодня даже могучее здание, которое циники сравнивали с амбаром, смотрится по праздникам вроде «Шекспировской улицы» или устроенной Университетом ИТМО феерии Magic of Light как сказочный дворец. Вместе с оптиками и другими соседями — «Ленфильмом», Мюзик-холлом, Музеем истории Санкт-Петербурга (Петропавловская крепость) театр-фестиваль формирует в Александровском парке новое культурное пространство. На центральной аллее появились кресла, посвященные дорогим Сергею Шубу людям — Опоркову, Банионису, Гинкасу, Туминасу, Пилецкой — чем не зрительный зал на пленэре?

Обращаясь к партнерам, гостям и друзьям на торжестве в честь 25-летия фестиваля в просторном фойе театра, где плескались поздравления, напутствия, куплеты, а между столами скакали солидные, в летах, «домовые Балтийского дома», Сергей честно сказал, что это были невероятно трудные годы, сделавшие его счастливым человеком. Он надышал свой театр-фестиваль.

НА ПОЛЯХ

— Петербург  еще в XVIII—XIX веках называли, перефразируя Альгаротти, окном в театральную Европу. Тогда крупнейшие европейские театральные коллективы представляли свои спектакли на петербургской сцене. Здесь были и свои немецкая, французская, итальянская труппы. В советское время эти традиции утратились, мы лишь от случая к случаю знакомились с мировой театральной жизнью.

«Балтийский дом» эту ситуацию кардинально изменил, распахнув окно в Европу для новой России. В этом, без преувеличения, культурно-историческая миссия фестиваля.

                                                                           Александр ЧЕПУРОВ,

                    ректор Российского государственного института сценических искусств

— Это беспрецедентный случай, когда репертуарный театр выполняет функции учредителя, создателя и организатора международного театрального фестиваля, который стал одним из ведущих в России и за ее пределами.

                                                                           Валерий ФОКИН,                

                          художественный руководитель Александринского театра

— Вспоминаю атмосферу «Балтийского дома» начала 1990-х, трудную, холодную. Сосиски в буфете, обшарпанные стены. Начало было какое-то безнадежное. Казалось, что мы доживаем последние дни не только этого здания, но и театра вообще, — еще немного, и рухнет. Прощаемся с театральным искусством, становимся ненужными. Но вот прошла эпоха, и я рад тому, что ошибся. С каждым годом фестиваль все краше, интереснее, богаче. У него выработался вкус. Появилась эстетика в отборе спектаклей. Я с удовольствием ориентируюсь на этот фестиваль и, собираясь поставить новый спектакль, думаю, как его примут в «Балтийском доме». Подсознание уже работает. Я очень рад, что он не умер и мы его не предали.

                                                                        Римантас ТУМИНАС,

             художественный руководитель театра имени Е. Б. Вахтангова (Москва).