Несколько лет тому назад в Санкт-Петербургском Доме писателя состоялась международная научно-практическая конференция «Вневизм и традиция», совпавшая с 300-летним юбилеем Михаила Ломоносова. Новое литературно-философское направление вневизм развивает многие идеи великого ученого, выступая провозвестником нового в опоре на традицию. Космизм, синтез знаний различных дисциплин, создание новых слов, воспитание «собственных Платонов и Невтонов», преодоление кризиса постмодернизма и возвращение миру и искусству иерархии ценностей. Основатель течения, поэт и литературовед Алексей Филимонов, представил концепцию развития вне-направления, подчеркнув, что вневизм (от слов «Вне» и «В», синтезирующих отстраненность взгляда и одновременно пребывание в живой традиции, а также понятия «Измерение») не только литературное направление, объединяющее прошлое и будущее словесности, но также религиозно-философское мировоззрение. Идеи Серебряного века были развиты Владимиром Набоковым, художественная «потусторонность» которого — один из краеугольных камней новейшего вне-течения.

Артём Соломонов: — Здравствуйте, Алексей! Я нашёл вашу страницу на сайте «Стихи.ру». Там — ссылка на прослушивание аудио «Современная русская поэзия: между традицией и новаторством». Оказывается, вы ещё и основатель нового литературного направления вневизм. Я ознакомился частично с вашими стихами и с некоторыми статьями, и в связи с этим у меня возник вопрос: а может ли моё творчество уложиться в подобный контекст? Или такому научиться невозможно?

Алексей Филимонов: — Артём, здравствуйте! Спасибо за отклик! Вы правы, ваше творчество имеет метафизическую, потустороннюю основу, раскрывая глубины мира и человека. Это редкое явление: обычно литераторы не идут дальше видимого пространства и обычных ощущений. Именно «шестое чувство» — а по сути это чувство Слова — роднит вневистов разных стран и времен. Вы сильно прибавите в профессионализме, и надеюсь, что продолжите развитие этой метафизической ноты мировой литературы. В Санкт-Петербурге выходит вневистианский альманах «Синь апельсина». Прошло несколько научно-практических конференций. Есть публикации о вневизме в научных издания в России за рубежом. И, тем не менее, мы живем в эпоху застоя, вязкого и агрессивного, когда всё новое уничтожается и замалчивается. Нет личностей, нет имен, нет поэтов, когда поэт принимает бремя современности, и пересотворяет её.

А.С.: — Пожалуй, без такого человека, как вы, мне этого не достигнуть. Даже у Николая Гумилёва в качестве учителя был Валерий Брюсов. Как вы уже поняли, у меня присутствует тяга к традиционным началам, в особенности, что касается Символизма и Акмеизма. Кстати, наиболее сильно я для себя выделяю таких поэтов, как Уильям Шекспир, Джон Китс, Александр Пушкин, Михаил Лермонтов, Иннокентий Анненский и наконец Николай Гумилёв. Моё отношение к поэтам прошлого пронизано глубоким уважением и восхищением, чего к сожалению, нельзя сказать о современных поэтах. Лишь немногие пишут согласно зову своего сердца, основываясь на почтении к великим именам и не оглядываясь на то, что диктует нам XXI век, век пошлости и разврата…

А.Ф.: — Отрадно, что вы, как представитель молодого поколения, сознаёте необходимость установить отношения к традиции, к созданному до вас. О необходимости стать гениальным читателем, прежде чем объявить себя поэтом или прозаиком, говорили, в частности, Мандельштам и Набоков. Всякое направление рождается из тяги сказать о том, чего ещё нет, но тем не менее предчувствуется, что не даёт возможности идти по проторенной колее. Казалось бы, наше время постмодерна и застоя не располагает к подобным рывкам из общей вялой массы к гипотетическому финишу, который находится где-то в идеальном пространстве. Именно такими рывками, импульсами развивается литература, отталкиваясь от предыдущей эпохи. Так, символисты объявили об окончании символизма в 2010 году, осознав, что эпигоны подражают только внешнему и имеют своего «духовного движителя».

Акмеизм, пришедший на смену символистам (конечно не символистам как таковым, потому что символистам, по словам А. Блока, можно только родиться), преодолел общие мечта символизма и стал новым витком, увы, слишком рано прерванным катастрофой России.

Сегодня мы говорим о новейшей, предвосхищаемой поэзии, вернее, об этом я заявил ещё четверть века тому назад, когда наследие Серебряного века русской эмиграции стало доступным и мы занялись его осмыслением.

А.С.: — В контексте поэзии данная идея, несомненно, заслуживает внимания, хотя бы потому, что она стремится объединить всё накопленное наследие, и это составляет одну большую сокровищницу под названием «поэтическое слово». На основе чего предполагается поиск чего-то нового, путём творческого переосмысления или с помощью так называемой интерпретации? Однако не стоит забывать, что это всего лишь попытка, почти недосягаемая грёза, поскольку над этим бились ещё наши предшественники символисты, а позже и акмеисты, а в итоге всё привело к отрицанию, что подразумевало уже иной подход. И потому возможность воплощения и дальнейшее развитие такой непростой идеи ставится под знаком вопроса.

Даже если и найдутся такие адепты, не исключено, что из двух предлагаемых путей возрождения они выберут не тот, где им придётся оставаться в тени, а тот, где будет возможность прославиться, ради которой они будут готовы даже смешаться с серой массой, то есть изменить самому себе, а также истинному назначению поэта (нести правду и служить идеалу красоты). Учитывая тот факт, что мы живём в эпоху ещё большего разложения, «застоя», как говорилось об этом ранее, напрашивается вывод: ситуация от наших попыток не изменится. Как бы это пессимистично ни прозвучало, но литература, да и культура в целом, к глубокому сожалению, обречена на неизбежное вымирание. Это можно понять даже зайдя в любой книжный магазин, где у входа мы можем увидеть классику на одной полке с порнографией и прочей современной банальщиной.

Я сомневаюсь, что это можно как-то исправить, людям подавай более доступное, а те, кто зарабатывает на этом, — к чему им лишать себя денег? Не так ли?!

Алексей, меня волнует вопрос, касающийся пушкинской и лермонтовской темы, а тема эта: «поэт и толпа». На ваш взгляд, должен ли поэт идти на компромисс с современностью?

Подстраиваться в каких-либо моментах?

А.Ф.: — Конечно нет. Современность — это в массе хаос и шлак. «Я — вестник иного дня», как писал Даниил Андреев, а Набоков говорил о том, что читательское сознание есть проекция сознания писателя в будущем времени.

А.С.: — Алексей, из зарубежных поэтов эталоном для меня является Джон Китс. Это человек, который, во-первых, отличался тем, что придерживался высоких нравов и писал без оглядки на общественное мнение, что уже говорило о его достойной позиции. Во-вторых, если рассматривать его личность непосредственно в отношении творчества, то можно прийти к мнению, что он тонко чувствовал красоту, созерцая природу и перечитывая предания былого, которые он впоследствии интерпретировал в своих лучших творениях, таких, как сонет «Яркая звезда», «Ода соловью», «Ода греческой вазе», и всё это — основываясь на принципе: «искусство ради искусства». И в-третьих, я был безмерно тронут, когда узнал о его столь трагической судьбе. Этот бедный поэт умер непризнанным на 26-ом году жизни от чахотки.

А.Ф.: — Китс пришёл к нам и полюбился в переводах, мы помним его в интерпретации Пастернака: «прекрасное пленяет навсегда…» Это же стремление к поиску гармонии в стихотворении, соответствующей гармонии мира, было у русских поэтов. Что вы можете сказать об их влиянии?

А.С.: — Из русских мне очень полюбился Иннокентий Анненский, который являлся учителем Гумилёва и Ахматовой. В первую очередь, я обратил внимание на его несомненный и блестящий талант, когда прочёл три из наиболее известных его творений: «Поэзия», «Ego» и «Мучительный сонет».

А.Ф.: — Наше время не родило сколько-нибудь значимых имён, отмечу москвича Илью Тюрина, погибшего девятнадцатилетним, чьё наследие замалчивается бомондом, у которого всё расписано на десятилетия вперёд — продвижение, ниспровержение, замалчивание. Все барьеры, ограничения и рогатки лежат прежде всего в душе и сознании. Вневизм — выход за колючую проволоку страха и упрёков. Ибо он — равновесие полной свободы и столь же абсолютной ответственности. «Из заветного фиала // В эти песни пролита, // Но увы! Не красота… // Только муки идеала», — написал Иннокентий Анненский. Тоска по идеалу поэзии и счастье его ощущения вблизи, пусть недосягаемому — суть поэтического творчества, которое не иссякнет.