Нам даровано чудное соседство — природа с её особым населением. Кем даровано – уточнять не будем. Есть, и всё. Была она до человека, будет и после, если человек, в своей гордыне самовольно присвоив звание царя природы, явит мудрость, любовь и терпение.

У нашей парадной работают садоводы. Женщина средних лет и девочка лет десяти, видимо дочка, а может быть и внучка. Женщина тщательно убирает прошлогоднюю траву и сажает цветы. Газон становится чистенький, на чёрной земле зажигаются светлячки примул. Задача девочки проще – отнести траву до мусорного бака. Но она что-то не торопится, всем видом показывая, что это дело не для её рук.

Смотрю на неё и спрашиваю: ты инопланетян видела?

– Каких?

– Самых настоящих.

– Нет.

–  Так ведь они же у тебя в руках.

Девочка смотрит понимающе: дядя шутит.

– Эта трава умеет то, что не может сделать ни один человек на земле. Из воздуха, влаги, солнечного света она сама себя делает. Это называется фотосинтезом. Слышала такое слово?

– Мы это ещё не проходили.

Но заинтересованность в глазах я увидел. Секрет – он ведь всегда привлекает. Может быть, сейчас новый ботаник родился. И в школе не будет стесняться этого звания, потому что за ним – разгадки великой тайны природы. Каждую секунду иной, новой, неожиданной.

Вот разросся куст жасмина, разбросал свои лапы. Флоксы, что рядом, отклонились градусов на 45, как гипотенуза в равнобедренном треугольнике. Что ж, каждый борется за свет, за место.

Взял ножницы и укоротил жасминовые захватнические возможности. Флоксы постепенно выправились. Конечно, для своих растений я хозяин-барин и закон. Волен командовать. А надо ли?

Слабые погибают, более сильные продолжают род. Но человек-то считает себя арбитром и устанавливает свои правила, рад вмешаться в эту игру, оказать помощь так, как он это понимает. Из гуманных соображений, разумеется. Вот родила собачка десять щенков, а здоровых, способных поддержать и пронести качества породы всего пять. Что делать с остальными? Конечно, сохранить, требует гуманизм. А любой заводчик знает: поступать так – значит, уничтожать породу. Причем очень быстро. Жадность продавцов собак привела к тому, что не стало грозных ротвейлеров, столь популярных в 90-е годы, измельчали другие породы.

Но миллионы людей имеют и беспородных собак или кошек. Каждый день видят их любовь, гладят их, и от этого теплеет у них на сердце.

Вот бабушка у помойки рассыпала пакет пшена. Для голубей. Рядом в бельэтаже офис, где работают мои знакомые. В офис ведёт железная лестница. Её голуби очень полюбили и для сотрудников каждое утро начинается с мытья лестницы от голубиного помёта. Иначе стыдно будет перед посетителями. Бабушкам говорить что-то бесполезно. Они делают святое дело – кормят птичек. И у них на сердце тоже теплеет – помогли малым сим. А о том, что эти птички давно превратились в нахлебников, дармоедов, потеряли все свои птичьи отличия, они не думают…

Об этом задумывался Игорь Северянин, которого по несчастью вспоминают только ананасами в шампанском, но ведь великий поэт был и великим наблюдателем природы:

Непередаваемая грусть в душе моей,

В этом старом городе, полном голубей:

Ничего-то птичьего в этой птице нет, —

Сколько безразличного! Ни мотоциклет,

Ни фигура варварски-грохотных подвод,

Ни почти ступающий на хвост пешеход —

Не пугают голубя: он невозмутим,

Он огорожанился, стал совсем ручным,

И на птицу гордую больше не похож, —

Что-то в нем куриное, чем его проймешь!

Да что там птичьи или собачьи породы… Человек и свою-то собственную не умеет сберечь. Однажды мне пришёл на ум такой образ: зоопарк где-то в Голландии, в нем клетка, в клетке белый человек. Вокруг – черные, коричневые, жёлтые люди. Читают табличку на клетке:

Представитель вымирающего вида, занесён в красную книгу. Характерные особенности вида: белая кожа, отсутствие инстинкта самосохранения, способности бороться за выживание, неисправимая глупость. Особи этого вида пустили нас к себе, накормили и дали себя уничтожить.

Ох, боюсь, в такую глубокую пещеру я забираюсь в своих размышлениях, что выхода не найду. И скудного моего разумения не хватит, чтобы описать всю многоликость и противоречивость этой темы – человек и природа. 

Что же делать? Не помогать? Не любить? Не кормить? Нет единого ответа. И я его не подскажу. Наверное, надо изучать, наблюдать. Надо думать, и каждому, в каждом отдельном, его собственном, случае, решать, как поступить. По его совести.  И чувствовать за это ответственность перед тем, кто всё это нам подарил.  

Кормушка

Кормушка висит на яблоне, на толстом суку. Сделана простенько, в виде домика, крытого прозрачным поликарбонатом. Размер – для птицы средней величины.  Но, как выяснилось, если положить сало, обрезки сыра или колбасы, то всем этим с большим удовольствием пользуются и сороки, и вороны.  Раньше они это делали просто: снимали кормушку и ели на земле. Сначала вешал её на куске электрического провода – перекусили. Повесил на медной проволоке – сорвали. А ещё раньше, когда кормушка была сделана из пластиковой пятилитровой бутыли, её с сука деликатно снимали. Приезжая на дачу, мы находили бутыль всегда аккуратно лежащую около дерева. Однажды мы, наконец, увидели, как проводится эта операция. Птицы работали коллективно. Одна ворона снимала, вторая – была внизу, третья – наблюдатель, на верхней точке.

Накопив опыт, нынешнюю кормушку сделал неснимаемой и несрываемой – через толстенную ветку перекинул стальной тросик и укрепил к металлическим же ушкам на кормушке. Без ремонта висит уже второй год и мы, сидя у окна за завтраком и обедом, можем наблюдать сценки, разыгрывающиеся на висячей арене.

Снегири

Снегиря я увидел впервые в жизни, зимой, хотя лет моих уже немало. В кормушке сидел, видимо, самец. Он был совсем не худенький, грудь и живот – как полукруг. Он ел, и ел, и ел. Прочим его сородичам оставалось только нервно перескакивать  с ветки на ветку, о чём-то переговариваясь. Видимо, осуждали обжору. Снегирь сидел минут двадцать, пока не набил живот пшеном. Потом настала очередь «семьи». Когда улетели, я пошёл посмотреть – пшена не осталось.  

Это обрадовало, поскольку уже решил, что для наших лесных птичек пшено – незнакомый корм. Орнитолог я неопытный, видел, что бабушки высыпают пшено голубям, решил и у себя попробовать. Однако желающих отведать угощение несколько дней не находилось. И вот, наконец, снегири. Они прилетали ещё несколько раз. Потом пропали. Но дорожку, кажется, протоптали.   

Сойки и синички

Повадились прилетать сойки. Они очень красивы и не пугливы. Уважительны – одна залетит в кормушку, ухватит кусок булки, и сразу на вылет – даёт место другим. Сама садится неподалёку, на этой же яблоне или соседней, и, прижимая корм лапой, доедает его. Если в кормушку залетела синичка, сойка подождёт. Благо ждать приходится недолго – синичка через секунду уже вылетает. Синички очень любят овсяные хлопья, клюют быстро, и сразу – вон. Налетают обычно семьями, по пять и более птичек. Весёлые, красивые. Грудки жёлтенькие, посередине на груди чёрный галстук. Кончились хлопья, нашлось пшено. Закончилось пшено – насыпал булгур. День-два  – и находим кормушку пустой. 

Сало

Вычитал, что мелких птах зимой хорошо подкормить салом. Сделал, как советовали – положил сало в пластмассовую сетку, которая якобы позволяет зацепиться за кусок и понемногу клевать.  Но, видимо, эти советчики забыли про ворон и сорок. По приезде сетка валялась на земле, пустая. Пробовал проткнуть сало крепким проводом и повесить большим куском – тот же результат. Провод на земле, сало съедено.

Можно, конечно, порезать его кусочками и положить в кормушку. Но результат будет тот же, только с дракой крупных птиц. Для птичьей мелочи ничего не остаётся. Им и нужно что-то мелкое. Например, семечки, зёрнышки, крупа. Это работает.

Сороки

У нашего забора, с наружной стороны, невысокие, но очень густые ёлки. В одной из них поселились сороки. Вывели птенцов. Летом я сделал для них примитивную, открытую кормушку прямо посреди участка. Вбил кол, к нему привернул фанерку, на неё выкладывал припасы – остатки рыбы, мяса, кусочки сала. Сороки ели сами, кормили птенцов. Они быстро поняли, что это для них, и к кормушке никого не подпускали. И не только к кормушке. Гоняли ворон и с огромной ели, стоящей около дома. И, как мы не раз видели, выживали их не силой, а трескотнёй.  Ор стоял часами. По-моему, вороны, как птицы серьёзные, просто одуревали от этого шума и тихо ретировались.

Сорочата верещали где-то в глубине веток, потом показались, стали вылетать, играть, целыми днями перелетали с веки на ветку, быстро росли. Вот результат твоей кормёжки, говорила мне жена, –  они уже как курицы стали. Для одного из птенцов, самого любопытного и смелого,  игра однажды закончилась трагически. В середине участка для удобства полива у нас стоит бочка с водой. Утром была она полной и, возможно, они пили из неё. А вечером мы поливали грядки – бочка наполовину опустела. Мы слышали какой-то сорочий гам, но так к нему привыкли, что особого внимания не придали. Назавтра днём, подойдя к бочке, увидел мёртвого сорочёнка. Видимо, он захотел пить, полетел к воде, но не смог выбраться и утонул. И родители были бессильны помочь.

Сейчас сорочьи ёлки обкарнали  энергетики, протягивавшие новую линию. И пусть гнездо сорок теперь где-то в другом месте, но они по-прежнему частые гости на участке. Ходят по дорожкам, заглядывают в кормушку. Родина предков – не чужое место.

Дятлы

Этих великих работников слышим постоянно. Утром встанешь – уже телеграфируют с высокой сосны, а то и со столба, стоящего у ворот. Он уже не рабочий – остался от прежней электропроводки. Дятел особенно любит размочаленную верхушку. Долбит увлечённо, даёт возможность подойти довольно близко. Несколько раз  даже удалось его сфотографировать метров с пяти, обычным телефоном. Звук его долбёжки на сосне – звонкий, на столбе – глухой.

Но вот любимую старую сосну дятла спилили, я увидел его работу близко, даже оставил себе сук, на котором он питался. Это интересное зрелище. Весь сук в глубоких канавах – сантиметра полтора, не меньше, и шириной несколько сантиметров. Нелёгкий у него хлеб.  Но до еды из кормушки дятел не опускается – ему свежего жучка подавай.

И всё же однажды зимой голод, кажется, его достал крепко. Прилетел к кормушке. Мы это заметили, потому что она вдруг стала сильно раскачиваться. Лапами он ухватился за край кормушки, а хвост, который должен упираться в дерево, болтался в воздухе вперёд-назад, получились качели. Но, как говорится, голод – не тётка, пирожка не даст. Можно и покачаться ради угощения.

Когда выводятся дятлята, они начинают осваивать территорию, пробуя всё на зуб, вернее, на клюв. Особенно забавно, когда они подлетают к крыше террасы, к торцам стропил  и начинают их долбить. Так и хочется им крикнуть: дурачки, там же химией обработано от гниения! Но ведь не поймут. Поэтому просто отгоняем. 

Загадка

Сухое, жаркое лето.  Аппетит у птиц пропал. Нарезанную маленькими кубиками булку они съели, но понемножку, за несколько дней. Хорошо бы угостить их чем-то мясным. Случай подвернулся. Когда собираешься в супермаркет, нельзя забывать очки. А я забыл. И сумел прочесть на упаковке только то, что написано крупными буквами – буженина. Дома попробовали, и стало понятно, что химики над этой «бужениной» здорово поработали.  Водянистая, по цвету и упругости напоминающая школьный ластик. Почитали состав: свинина, соя, а дальше полный набор – консерванты, красители, наполнители и прочее. Мяса явно пожалели, зато соли перебор. Что ж, решили отдать это произведение современного пищепрома птицам. Едят же они солёное сало, и ничего.

И они ели. Подросток-сорока то и дело ныряла в кормушку. На той же яблоне сидела большая ворона, но сороке есть не мешала – ждала своего часа. А сорока не торопилась. Хотя кусочки я сделал маленькие, все равно не глотала целиком, а отщипывала от понемножку, прижимая «буженину» лапой. Мы посмотрели – едят, значит, порядок. Занялись своими делами. 

Продолжение истории случилось утром. На полянке мы оставляем ведро с чистой водой, чтобы вода прогрелась и утром можно было облиться перед зарядкой. Склоняюсь над ведром: на дне лежат какие-то светлые квадратики. Достаю их – это наша «буженина»! Вот и решите – как и почему она там оказалась? Захотели пить, полетели к ведру и там уронили? Нет, просто так они еду не теряют. Может быть, нам показывают, что продукт-то солоноват? Или мудрая ворона  говорит нам: люди, не ешьте вы эту гадость! Решали мы, гадали, но так ответа и не нашли. Загадка. 

Заключение

В начале 80-х годов прошлого столетия планировалось важное мероприятие –  встреча журналистского корпуса с председателем Гостелерадио СССР С. Г. Лапиным. Мне –  а я был тогда корреспондентом Гостелерадио по Ленинграду – предложили выступить от имени собственных корреспондентов, работающих в регионах. Хорошо, что предупредили заранее. Хотелось говорить не о сегодняшних заботах и проблемах, а о чём-то главном, что, на мой взгляд, должно лежать в основе нашей работы.

Своими словами я тогда многих удивил, потому что начал не с постановлений ЦК, а с речи Александра Блока о Пушкине. Говоря о назначении поэта, он обозначил три цели: выделить из безначального хаоса звуки, привести эти звуки в гармонию – дать им форму и, наконец, внести эту гармонию во внешний мир.

Считал тогда, уверен и сейчас: искать, находить, нести гармонию – это вечная формула творчества для каждого человека, а не только для поэта. Больше того, это формула жизни.

От редакции: Сергей Иванович Андреев родился 8 октября 1946 года в Ленинграде. Первый свой материал напечатал в ленинградской газете «Строительный рабочий» в 1969 году, поступив на заочное отделение факультета журналистики ЛГУ (закончил в 1975 году). С 1972 года – на штатной журналистской работе. Радио объединения «Электросила», Ленинградское радио, Гостелерадио СССР. Много лет возглавлял отделение Советского и Российского телевидения и радио в Чехословакии. Член редколлегии еженедельника «24 часа», Почётный радист России.

Сергей Андреев с верным другом, собакой Ганой.